– Бог мой, неужели на этих треклятых цыган управы не найти? – Графиня взволнованно металась по комнате. – Анфиска, принеси настойки, у меня голова идёт кругом от всех этих несчастий!
– Матушка, успокойтесь, мы все будем молиться за Николашеньку, – не в силах больше наблюдать её метаний, пыталась взывать к разуму старшая дочь Катерина.
– Ой, горе-то какое, горюшко… – причитала Анфиска, наливая рюмку настойки барыне и с любопытством оглядывая странного визитёра.
– Да всё будет хорошо, Анна Никитишна, – краем глаза поглядывая на Катерину, произнёс гость. – Даст Бог, через пару недель свидитесь. Приедет ваш Николашенька жив-здоров, только поторопиться бы надо. Цыгане ждать не любят, неровён час съедут со своей стоянки, и ищи-свищи ветра в поле.
– Да-да, конечно! – Графиня выдвинула ящичек секретера и полностью выгребла все деньги, что в нём лежали. Нервно выпив очередную рюмку настойки, она принялась пересчитывать купюры, считая вполголоса. – Шесть тысяч восемьсот, шесть тысяч девятьсот… Семь тысяч… Не хватает… – побелев как мел, она повалилась на кресло, не обращая внимания на услужливую руку гостя.
– Ну что вы, маменька, вон и Пётр Григорьевич подъехали, ссудит нам недостающую часть денег. Вы выпейте валерьянки, а я пока Петра Григорьевича встречу. – Катерина заботливо поцеловала руку маменьки и быстрыми шагами направилась к парадной.
Ожидание казалось невыносимым. Графиня нервно встала и направилась к окну. Уже светало. Розовые всплески озаряли тёмное небо над лесом, птицы начали просыпаться и чирикать на все лады, но от их гомона только сильнее заболела голова. Она захлопнула створки и принялась теребить носовой платок. Всё-таки было что-то в этом госте неправильное, но материнское сердце не могло точно определить, что.
Письмо было написано почерком Николашеньки, твёрдой рукой, которую она знала и любила с детства. В этом не было никаких сомнений. Он всегда оригинально подчёркивал букву «Т» и слегка уводил вверх строчки. А вот эти завитушки! Да она отчётливо помнит, как он выводил подобные завитушки, усердно высунув язык, ещё милым, беззаботным ангелочком. Господи, ведь кажется, это было совсем недавно!
В то, что он мог проиграть цыганскому барону десять тысяч, она тоже не сомневалась. Хотя, конечно, раньше до таких огромных сумм никогда не доходило. Но это ведь цыгане! Кто знает, чем его опоили, как одурачили! Эти бесстыдные цыганские девки вскружат голову кому угодно. Но почему нельзя найти управу на мерзавцев?
Почему этот Александр Васильевич вызвался помочь Николашеньке, ведь она прежде его никогда не видела, да и сын обычно всегда рассказывал о своих знакомых. Было всё-таки в этом что-то странное. Но сейчас промедление смерти подобно. А когда от её сомнений зависела жизнь сына – этого допустить графиня никак не могла, и потому гнала от себя мысли и подозрения прочь.
В эту минуту в комнату быстрым шагом вошла Катерина, старшая дочь. – Всё в порядке, матушка. Пётр Григорьевич любезно согласился ссудить нам недостающие три тысячи, и даже сверх дал ещё одну… правда только… – она замялась. – Правда только с условием, что мы поторопимся со свадьбой.
– Деточка моя, поди ж сюда, дай я тебя поцелую, мой ангел, – расстрогалась Анна Никитишна. – Значит, теперь всё в порядке и мы можем надеяться на вас, сударь? – она с мольбой посмотрела на Александра Васильевича.
– Обещаю вам, что передам деньги честь по чести, оформлю бумаги и сопровожу вашего сына домой, не далее, чем через пару недель. Однако мне стоит торопиться, – он нервно поднялся, принял пачки купюр от Анны Никитишна, убрал в дорожную сумку. – Позвольте откланяться. Надеюсь, вскоре увидимся!
