– Оэл, на Землю требуют Анну.
– Выстоит?
Глава первая
Дачное Подмосковье
Сосна была высокая и прямая, как орудийный ствол. Нижний сук ее отходил метрах в пяти над землей, и ухватиться за него можно было только в прыжке с крыши.
Кир Васин, загорелый, с белыми бровями, с лицом и прической средневекового латника, уже проделал опасный трюк и, освеженный риском, взбирался выше.
Сверху дачный поселок смотрелся немного лучше, чем с улицы. Подкрашенные деревянные дома и новенькие краснокирпичные в купах фруктовых деревьев, линия железной дороги, плотная зелень леса, стоящая сразу за околицей – ничего, клёво. Грибы-ягоды, даже охота, ей-богу. Ну и лады, ему пополам, фиолетово, его вообще тянуло ахнуть в прыжке, чтобы исчезнуть для окружающих. Легко. Ведь никто не смотрит вверх, окликая или оглядываясь, все привинчены к двумерности, как муравьи. Проверено.
Внизу на соседнем участке управлялась со стиркой соседка Маша. Маленький Витька играл возле. В отличие от прежних лет, когда Кира отправляли на лето под Владимир к бабушке, испуганная мать привязала его к даче в Подмосковье, даже в спортлагерь не отпустила, и приезжает каждый день.
Надзор по полной схеме!
Изгибаясь под сосновыми иголками, Кир поднялся до последнего надежного сука. Подергал, замкнул пальцы, соскользнул и обвис среди ветвей, не касаясь ногами. Сосна, утолщаясь, уходила вниз, туда, где на зеленой траве валялись старые шишки. Кир закрыл глаза. Нехило. На сколько его хватит? Как сокрушительно подскочит земля, расцепи он сейчас пальцы!
На запястьях розовели ниточки шрамов. Одновременно, в висе, он отслеживал своё новое открытие. Состояло оно в том, что в Подмосковье на многие круговые версты не осталось ни одного затаенно-тихого места: повсюду веет-колышится море шума, сгущенного подобно сине-голубой карте морских глубин. Вот высоко в небе тянет резину самолет, зудит, зудит… и нарастает шум электрички… максимум… стихла. А трактор за поселком не умолкал, и жучит колесами дальний самосвал.
Самосвал! Давно, еще в седьмом классе, у него чуть крыша не поехала от этого металлолома. Они как раз продали пятёрку и купили серого авдеича. Учебник шофера третьего класса заколебал его, шнурка, блеском авто-мысли. Освещение, повороты, остановка на скорости, невероятная емкость бензина… Как можно всё это измыслить человеческой головой? Но карданы, карданы… конец света! Цепенея от восхищения, он рисовал цилиндры, поршни, свечи. Однажды в тетрадь заглянул отец. Горный инженер, кандидат наук, Васин привычной рукой черканул недостающий пунктир. Кир чуть не заорал от ярости, разнес в клочья оскверненную тетрадь и бесповоротно охладел к технике. Прошлый век.
Потом утянулся в компы и… тоже по боку, не то, не то. Этим летом отец звал в таёжную экспедицию. Отпад, вообще-то, но Кир отказался. Батый-начальник! Еще не хватало.
Вообще, олды… «Ах, трудный возраст! Ах, созревание!» А если его ворóтит от их въезда? Матери с ее веселой небрежностью да с пирогами-пышками еще удается пробиться в его ракушку, отцу – никогда! Для отца у него либо грубость, либо высокомерный спор.
Кир подтянулся на руках и мягко сменил позу. Теперь он сидел на толстой ветке, ощущая спиной мерное покачивание. Полоски на руках побагровели.
Внизу за забором Маша выплеснула мыльную воду, направила в корыто струю из шланга. Звонко и музыкально разнеслась в воздухе встреча воды и жести.
В восьмом классе Кира опалило. Музыка! Инструмента в доме никогда не было, кроме лопаты-гитары для драйва и тусовок. Мать любила другую музыку. Она собрала богатую фонотеку, так что Кир умел слушать. Но в восьмом классе… что с ним случилось в восьмом классе? Озарение, золотой пожар! Он замирал на ходу, следя мелькнувший звук, он создавал знаки записи, он развинчивал мелодию на части, доискиваясь "рацио"… и тогда музыка своенравно отлетала, а он отвратительно пустел, пока "в ямку не набиралась вода и не возвращалась первая свежесть".
