– Искусство, как говорится, перед обществом в большом долгу, но и вы, дорогая Ирина Андреевна, тоже кое-чем провинились перед творческой интеллигенцией. Почистить карму не угодно ли?
С этими словами председатель суда Павел Михайлович любовно погладил по лысине мраморный бюстик Ленина, расположенный у него на столе под правой рукой возле чернильного прибора.
Ирина нахмурилась:
– Простите?
– Ах, память девичья, – засмеялся председатель, – забыли уже режиссера Пахомова?[1] Нет?
– Ну конечно, нет, Павел Михайлович. Такое не забывается.
Председатель с улыбкой покачал головой:
– Надеюсь, что так. Не каждый день ведь наносите удар в самое сердце советской культуры. Так вот, дорогая моя, появился шанс реабилитироваться.
Начиная понимать, куда клонит начальник, Ирина с тоской посмотрела на скоросшиватели.
– Да, да, и не надо морщиться, Ирина Андреевна. Прекрасное дело!
– Вы думаете? – Ирина усмехнулась.
– Боже мой, конечно! Культурные люди, и никто никого даже не убил. Ну прелесть!
– Павел Михайлович, пожалуйста, – заныла Ирина, для убедительности молитвенно сложив ладони, – я же ничего не смыслю в хозяйственных преступлениях! Пусть Иванов…
– Иванов плотно занят на другом процессе.
– Павел Михайлович, я ведь не кокетничаю, когда говорю, что арифметика не мой конек! Честное слово, клянусь! Например, фраза «квадратная комната три на четыре метра» не вызывает у меня никаких вопросов.
– А должна?
– Квадрат – это равносторонний прямоугольник, – мрачно заметила Ирина.
Председатель засмеялся:
– Вот видите, дорогая, вы уже понимаете в математике больше моего.
Артачиться дальше глупо, дело все равно окажется у нее, раз так решил начальник, но для профилактики надо немножко повыпендриваться, чтобы Павел Михайлович не считал ее совсем уж безответной и безропотной. Ирина состроила гримаску, а председатель выбрался из-за стола, очень отчетливо кряхтя, что было, конечно же, тоже частью спектакля о том, как старого и мудрого руководителя мучают слишком дерзкие подчиненные.
Взяв ее руку в свои, он торжественно произнес:
– Не бойтесь, Ирина Андреевна, все уже посчитано до вас. Над делом работал сам Алексей Сергеевич!
Ирина повеселела. Алексей Сергеевич Очеретный, опер из ОБХСС, был поистине уникальным работником, умел не только вскрыть аферу, но и убедительно выстроить доказательную базу. Следователи буквально молились на него и радовались, что Алексей Сергеевич, обладая гениальным умом, выбрал стезю закона, а не встал на скользкий путь профессора Мориарти, иначе народных средств каждый год недосчитывались бы намного больше.
Жаль, что теперь ей нельзя поговорить с Алексеем Сергеевичем запросто, поскольку она рассматривает дело, над которым он работал вместе со следователем Николаевым. Так что все контакты должны быть строго официальными. Но Очеретный есть Очеретный, а потому в деле должно быть все ясно даже такой незамутненной в финансовом отношении даме, как она.
– Я вам доверяю этот процесс не просто так, – Павел Михайлович вдруг посерьезнел, – а потому, что вы на сегодняшний день у меня самый принципиальный и добросовестный сотрудник.
Ирина поморщилась:
– Большое спасибо, конечно, за лестные слова…
– Это правда, Ирочка. Вы объективны и честны, не поддаетесь ни на угрозы, ни на посулы.
– Просто не пугали и не соблазняли как следует.
– Ладно, ладно, не скромничайте. Я в вас верю. Идите в секретариат, получайте дело.
– Спасибо, – сухо повторила Ирина и с тяжелым вздохом направилась к двери.
Павел Михайлович окликнул ее на самом пороге:
– Ирина Андреевна, учтите, там хищение в особо крупных размерах.
– Неужели там украли свыше десяти тысяч рублей, чтобы попасть под такую статью? – удивилась Ирина.
