Я не должна была стать журналистом. На самом деле я вообще не знаю, кем должна была стать. Я и тогда завидовала, и сейчас завидую людям, которые с юных лет знают свое предназначение. На журфак я пошла потому, что моя мама сказала: «Нужно получить хорошее гуманитарное образование, которое будет кормить и на которое можно будет нанизывать дополнительные знания и специализации». Я примерно понимала, чем хочу заниматься, но также понимала и то, что в России этому не учат и это не преподают. А нравилось мне заниматься коммуникацией, работой с информацией, будоражить общественное мнение. Где такому учат?
Изначально я думала, что хочу пойти на пиар. Мне казалось, что это интересно. Но конкурс тогда был очень большим, а еще… это состояние, когда ты понимаешь, что нет времени подумать и вообще хорошо бы взять год перерыва после школы, чтобы оценить свои возможности и понять, чего же ты хочешь на самом деле… И вот это состояние – «не опоздать», когда у тебя есть всего три летних месяца, чтобы ни много ни мало выбрать свою судьбу… Я должна была понять свое предназначение за такой короткий период времени. А до этого я была занята школой, сдачей ЕГЭ, потом – поступлением да собственной жизнью, как и любой выпускник. Неимоверная беготня и суета! И я понимала, что занята чем-то не тем. Но что могла поделать?..
Нужно было быстро принять решение, которое совершенно точно определит мою судьбу, дальнейшую жизнь и вообще сделает все-все за меня, – решение о выборе университета и факультета. Мы с мамой сходили на день открытых дверей в РГГУ. Мне понравилась кафедра маркетинга и рекламы. Но туда был огромный конкурс, и когда я стояла в толпе таких же абитуриентов, как я, то уже понимала, что просто не попаду сюда. Вообще, изначально у меня был очень маленький список университетов и факультетов, куда хотела, готова была поступать. При этом я думала, что буду пробовать поступать на бюджет, потому что стремилась к независимости от родителей, мне не хотелось брать у них деньги. К тому же у нас в семье всегда были достаточно сложные отношения в плане финансов, родители любили шантажировать меня этим. И мне хотелось как можно скорее уйти из домашнего гнезда, из-под этого гнета и взять свою жизнь под собственный контроль. А брать деньги у родителей означало, что потом еще придется выслушивать от них, что я должна делать то-то и то-то. Делать за их счет.
И я помню, как отказалась от папиной помощи, сказав, что буду пробовать поступать сама. В приемной кампании было три потока поступления, и если вдруг что-то пойдет не так, то уже в середине лета или даже раньше я пойму, нужно ли идти на платное обучение или нет. И вот я стою там, возле этой кафедры маркетинга и рекламы (это тогда еще называлось «связи с общественностью»), и мама, которая решила вместе со мной ездить на все экзамены, развернулась и сказала: «Слушай, пойдем посмотрим факультет журналистики. Мы ничего не потеряем, если туда сходим. Заодно поймем, какие там вообще настроения». И я помню, как после этого огромного зала мы поднялись в какой-то захолустный коридор, где стояло не пятьсот человек, как на «связях с общественностью», а двадцать. И я поняла: нужно попробовать сюда. Шансов поступить на журфак у меня намного больше…
У меня были хорошие проходные баллы, хорошие экзаменационные оценки, но не было портфолио, связей, каких-то суперталантов и опыта. Мне повезло, что в тот год абитуриентов принимали еще без публикаций. Можно было поступить, просто сдав школьный ЕГЭ и дополнительные экзамены в университете. Хотя я все равно понимала, что есть ребята, намного более одаренные, нежели я, и у которых журналистика в крови. А я, что называется, пять минут назад решила, что буду поступать на журфак. В общем, мы стоим в этой очереди в двадцать человек. И я – уже сейчас понимаю – как будто уговаривала себя и маму: «Нет, ну слушай, все же не так плохо, правда? Попробую поучиться здесь, а если что – потом переведусь. Учиться-то всего пять лет».
