2001 год, Санкт-Петербург
Марина в ярости неслась по Невскому. Нет, ну как ему это удается? Как Рома умудряется всегда настоять на своем? А главное – почему она вечно ему уступает? Она ведь сразу сказала, что у нее нет ни сил, ни желания тащиться на его корпоративное сборище. Да к тому же еще на дачу к Даше, которую на дух не выносит.
Даша – Ромина однокурсница и с недавнего времени коллега, обладала железной хваткой, но при этом успешно эксплуатировала имидж слабой и ранимой женщины. Рома, принимавший эту ранимость за чистую монету, считал, что Марина просто его ревнует, в чем отчасти был прав. Ему такая ситуация даже льстила, и он постоянно поддразнивал ее, говоря, что она в шорах своей предубежденности. Эту фразу незабвенной Маргариты Павловны из «Покровских ворот» Марина уже слышать не могла. И когда вчера Рома опять отпустил свою дежурную шутку, она рявкнула, что у нее выдалась тяжелая неделя и ей хочется элементарно выспаться, а не вскакивать ни свет ни заря, чтобы целый час трястись в электричке на Дашину дачу ради нескольких кусочков подгоревшего, но при этом непрожаренного мяса.
Рома терпеливо выслушал ее эмоциональную тираду, после чего ответил по всем пунктам, которые она затронула. Сначала он жизнерадостно заявил, что до восьми утра она распрекрасно успеет выспаться. Подтвердив в очередной раз, что «жаворонку» в принципе не дано понять «сову». Затем Рома снисходительно пошутил по поводу ее идиосинкразии на электрички.
Снисходительность его тона вызвала у нее новый прилив раздражения, что касается идиосинкразии… Ну а как она может относиться к электричкам, если всегда либо опаздывает на них, либо приезжает на вокзал до обидного рано? Если же вдруг, паче чаяния, умудрится приехать вовремя, электричку обязательно отменяют…
Рома между тем сообщил, что и сам предпочел бы отвезти ее в Зеленогорск на машине, дабы не омрачать ей удовольствие от пикника. Насчет удовольствия – более чем сомнительного, с ее точки зрения, – Марина попыталась возразить, но он не дал ей и слова вставить, призывая последовать его примеру и вырабатывать позитивное мышление.
Она могла бы ему напомнить, что прежде чем заметить позитив в затянувшемся ремонте своего «форда», он два дня исходил на пену и лишь на третий сообразил, что, не будучи за рулем, сможет запивать шашлык вином, а не соком или лимонадом. Кстати, Маринины претензии к качеству шашлыка Рома отверг начисто. Ну и опять процитировал Маргариту Павловну.
Ввязываться в спор она не стала, а просто повторила, что не поедет ни на какую дачу, добавив, что Даша ее тоже терпеть не может. На сей раз о шорах ее предубежденности он ничего не сказал, однако продолжал настаивать на Маринином участии. Он, видите ли, хотел представить ее как свою невесту именно на семейном корпоративе, коим являлось предстоящее сборище. Тот факт, что все ее и так уже знают, Рома не считал веским аргументом, поскольку до сих пор ее знали как его подругу, а не как его невесту.
После пяти минут препирательств он тяжело вздохнул и сдержанно произнес: «Мне тебя будет не хватать, если ты не поедешь». На этой мелодраматической ноте – во избежание нового витка уговоров – Марина с ним попрощалась и быстренько положила трубку. Жутко счастливая, что избавилась от тяжкой повинности, она провальсировала по комнате и остановилась перед мольбертом с неоконченной картиной.
Спать она легла уже где-то после четырех, а в восемь Марину разбудил телефонный звонок. Оказалось, что накануне она приняла желаемое за действительное, но сейчас ей даже глаз было не разлепить, поэтому, сообщив Роме, что еще спит, Марина опустила трубку на рычаг. Телефон, однако, тут же зазвонил снова. Не имея сил спорить, она хотела его попросту отключить, но добраться до розетки за диваном оказалось не так просто. Мешал тяжелый мольберт с картиной, краски на которой еще и сохнуть-то толком не начали. Пока Марина соображала, как аккуратно отодвинуть мольберт, телефон продолжал надрываться, голова от непрекращающегося трезвона буквально раскалывалась, и она сдалась.
