Грязный потолок нависает над головой. Ты смотришь на него, и в темноте он кажется неестественно низким. Ночь за окном пульсирует, пританцовывает в такт мелодии Вагнера, звучащей в твоих ушах. Сердце бешено бьется. Дыхание неровное. Тело покрыто липким потом. Сон цепляется за сознание. Дивный сон… Но откуда же тогда этот страх? Встань с кровати. Осторожно, стараясь не разбудить женщину, спящую рядом. Свет не включай – ты и так видишь очертания мебели. Теперь дверь. Она открывается на улицу, сгребая с крыльца наметенный за ночь снег. Холодно. Ты стоишь босиком на обледенелых ступенях, и мороз пробирается под кожу. Посмотри на небо – черное и звездное, недосягаемое, бесконечное… Вот откуда этот страх. Ты застрял на этой промерзшей до самого ядра планете, и нет ни одного шанса сбежать отсюда. А сон…
В нем ты был на Афине. Шел по цветущему яблоневому саду, слушал шум морских волн и разговаривал на родном языке… И женщина. Ты слышал ее смех. Видел ее белое платье сквозь ветви деревьев. Теплый ветер трепал длинные белые волосы. Не золотистые, не русые, а кристально белые. И небо. Оно было голубым и чистым. Огромные корабли бесшумно проплывали над твоей головой, напоминая о себе ползущими по земле тенями. И ты был счастлив. Определенно счастлив. Потому что это был твой родной дом… А здесь… Здесь лишь метель и холод. И ни одного шанса на спасение. Ни одного шанса… Словно могила, из которой не выбраться. Ты лежишь в гробу из сосновых досок с таким маленьким окошком напротив твоего лица. Лежишь и смотришь, как люди, там, высоко, скорбят о тебе, бросая на дно могилы комья земли. Она разбивается о крышку гроба, скатывается вниз, копится и копится, наполняя могилу… И вот уже ты погребен заживо. Сгинул в разверзшейся пасти промерзшей планеты…
– Может, закроешь дверь? – слышишь ты женский голос за своей спиной.
Тело начинает дрожать – то ли от холода, то ли от бессильной ярости. Ты хочешь включить свет.
– Не надо, пожалуйста, – говорит женщина.
В заиндевелые окна скребется ветер. Мысли все еще там, на Афине. Мысли… Но ты здесь, в теплой постели, рядом с женщиной, которая просит тебя обнять ее, и тело твое отзывается на ласки какой-то тупой немотой, словно оно и не принадлежит тебе, словно ты просто взял его у кого-то на время. Как и вся эта жизнь – всего лишь одолженная минутная слабость.
Женские соски набухают. Ты сжимаешь их пальцами, выворачиваешь. Слушаешь стоны. Происходящее напоминает о кукле, которую нужно перевернуть, и она скажет: «Мама». Женщина сверху. Женщина снизу. Женщина сбоку. Механика удовлетворения, в которой иногда случаются сбои. Но не сегодня. И поэтому ярости в тебе становится больше. Жаркое дыхание обжигает твою щеку. Зубы кусают мочку уха. Небольно, но достаточно, чтобы усилить ярость. Ты напрягаешься. Кожа, жар, пот. Длинные ногти впиваются в твою грудь. В голове что-то щелкает. Какой-то невидимый тумблер, который отключает самоконтроль. Ярость удесятеряет силы. Женское тело кажется неестественно легким. Ты отталкиваешь его от себя. Швыряешь в дальний угол комнаты, словно надувную куклу. Звук падения сливается с треском ломающейся мебели. «Всего лишь стул, – думаешь ты. – Стол слишком крепкий и старый».
