Горели дворцы, особняки, торговые площади, лачуги бедняков. В огне погибали бесценные произведения искусства – шедевры архитектуры, великолепные фрески, богатейшие библиотеки. То, что могли унести – в первую очередь изделия из золота и серебра, – уже находилось на кораблях, которые отвезут их во вражескую столицу для последующего дележа, хотя, конечно, немало ценных трофеев осело в вещевых мешках победителей. Статуи и священные сосуды из бронзы свалили в огромные кучи, громоздящиеся у порта. Они ждали своей очереди на переплавку. Та же судьба была уготована железу: этот город славился качеством своего металла.
Вчера отовсюду раздавались крики женщин, детей и стариков. В цитадели, возвышавшейся над городом, собрались тысячи обезумевших от ужаса людей, бежавших из других частей города. Не хватало ни еды, ни воды, но мы сумели продержаться несколько дней, прежде чем нас ошеломила страшная весть – Совет согласился на условия врага и открыл ворота в обмен на жизни всех, кроме перебежчиков от неприятеля. Некоторые из нас ушли наверх, в главный храм, а я был одним из тех, кто вызвался задержать врага у входа в храмовый комплекс.
Вообще-то я не бог весть какой фехтовальщик, но вчера я оказался последним, кто оставался в живых и продолжал вести бой. Мне не довелось погибнуть в этом бою – на меня набросили сеть и спеленали, после чего долго и радостно избивали. Я уже думал, моя жизнь закончится здесь, под Храмовой горой, когда неожиданно услышал властный голос:
– Хватит!
– Слушаюсь! – с чуть затаенным недовольством в голосе ответил тот, кто меня бил в этот момент, пнул еще раз меня по ребрам и, ворча под нос проклятия, отошел от меня.
– Под стражу! – Голос был бесстрастным. – И половина доли в добыче.
– Но зачем вам нужен этот варвар?
Человек, который задал этот вопрос, явно тоже был командиром – может, десятник или даже сотник, – но рангом пониже, чем тот, кто отдавал приказы.
– Ты разве не слышал, что консул собирается устроить показательные бои в честь нашей победы? Он приказал выбрать наиболее умелых бойцов среди пленных. И должны они прибыть в столицу в целости и сохранности. Так что если кто-нибудь еще посмеет его ударить, то лишится всей своей доли. А пока переверните его, пусть посмотрит на то, что происходит с его городом.
– Он явно нездешний, – возразил его собеседник. – И не наш, я знаю, что консул приказал распять всех наших перебежчиков. Так вот, он явно какой-то варвар. Да, пусть посмотрит, как мы празднуем нашу победу. Но ни в коем случае не развязывайте.
А сегодня меня со связанными руками повели к воротам цитадели и далее через город в порт, откуда мне предстояла дорога в их столицу – возможно, даже в относительном комфорте. Впрочем, я знал, что жизнь моя будет, скорее всего, недолгой: погибну на арене – если не в первый день их игр, так во второй или третий. Тех же, кого не выбрали для этих игр, попросту продадут на рынке рабов. Кому-то посчастливится, и они попадут в услужение к какому-нибудь богатею. Впрочем, сейчас жизнь раба будет стоить очень дешево, и обращаться с ним будут как со скотиной. Некоторые окажутся на фермах. А тех, кому и совсем не повезет, отправят на рудники, где они хорошо если проживут год или от силы два.
Женщин покрасивее, которые смогли пережить вчерашнюю ночь, продадут в наложницы либо служанки. Другим же уготовлена незавидная участь ублажать солдат, пока они не потеряют товарный вид. А затем их попросту прирежут. Стариков уже успели перебить, а детей… Девочек использовали так же, как и взрослых, и их обнаженные трупики валяются на улицах либо погребены под обломками рухнувших домов. Мальчиков же постарше, точно так же как их отцов, отведут на продажу (им еще повезло, что мужеложество среди победителей пока еще не в моде), а младенцев попросту убьют, если уже этого не сделали.
