Я медленно открываю глаза. Не знаю, удалось ли мне вообще хоть немного поспать…
Нехотя поднимаюсь на ноги – нужно идти дальше.
Жуткий спазм в животе заставляет меня согнуться пополам. За недели (месяцы, годы? я уже давно потерял счет времени), проведенные в Пустыне, я успел немного привыкнуть к боли, но так и не научился не замечать ее вовсе.
Голод и жажда стали моими верными спутниками на пути к Черному Треугольнику. Слюна уже почти перестала выделяться, о пересохшее затвердевшее нёбо можно было запросто поранить язык. Во рту не побывало ни крошки, ни капли воды с тех пор, как я очутился здесь.
Если бы меня спросили, как это произошло и где это здесь, я бы не смог дать ответа. Мне и самому хотелось бы знать, какие события привели меня в это место, окрещённое мной Пустыней, сколько я здесь нахожусь и выберусь ли когда-нибудь отсюда.
Пустыня… Одно я знаю точно – она не из моего мира. Это бескрайнее место, в котором нет ничего кроме камня, песка, палящего солнца… и Черного Треугольника. Только он один заставляет меня идти вперед и дает надежду, надежду на то, что когда-нибудь я, наконец, выберусь отсюда. Не знаю, возможно, я просто сошел с ума, что, в общем-то, немудрено, и внушил себе, что Черный Треугольник – портал, который перенесет меня обратно домой. Как бы там ни было, я всей душой верю в это. Никогда ни во что и ни в кого не верил, ни в бога, ни в дьявола (может, потому и попал сюда), но сейчас моя вера крепка как никогда, пусть даже ни на чем и не основывается.
Как же хочется есть! И пить! Однажды я был близок к тому, чтобы закинуть себе в рот горсть песка, но передумал, разумно посчитав, что только преумножу свои страдания, не утолив при этом голода. Я пробовал сосать небольшие камешки, чтобы усилить слюновыделение. Это оказалось плохой идеей. На вкус камешки были… словами это не передать! Едва они касались моего языка, меня выворачивало наизнанку. Поскольку исторгать из себя желудку было нечего, рвота приносила мне дополнительные мучения. Однажды я даже подумал, что исторгну из себя собственные внутренности.
То, что я не умираю, служило еще одним доказательством того, что нахожусь в другом мире. Ни один человек не сможет прожить без воды больше недели. Не знаю, сколько я здесь, но уж точно намного дольше.
Кости в теле словно стали чугунными, а по венам пустили не кровь, а ртуть. Я еле волочу ноги, но все еще нахожу силы, чтобы идти вперед. Треугольник зовет, манит к себе, обещая избавление от страданий. Мне даже кажется, что он слегка пульсирует таким слабым темным светом. До него осталось совсем чуть-чуть. Еще в начале моего пути Треугольник казался мне чем-то бесконечно далеким, недосягаемым. Я шел к нему чертовски долго, а он как будто удалялся. Не иначе играл со мной, проказник. А теперь – вот же он, казалось, только руку протяни и дотронешься – близко-близко. Особенно если сравнивать с вечностью.
Снова поднимается песчаная буря. В Пустыне они не редкость. Самое ужасное, что от них практически некуда спрятаться. Лишь однажды мне удалось отыскать скальное образование, которое могло меня защитить. Там буря не причинила мне особого вреда. Однако чаще всего мне приходилось пережидать их на открытой местности. Единственной вещью, которая могла хоть как-то защитить мою голову от неумолимо жалящего песка, был мой плащ. Обветшалый, дырявый словно решето, и все же со своей задачей он справлялся. Зрение, слух, обоняние до сих пор оставались при мне, хотя никаких звуков, кроме завывания ветра, и никаких запахов, кроме запаха раскаленного песка, уловить мне еще ни разу не удалось. А вот потерять способность видеть я никак не мог. Если я не буду знать, в какой стороне находится Треугольник, тогда всё. Проще будет умереть.
