Закат. Стол с чаем. Вместе поскучаем
Водная гладь сияла кровавым багрянцем вечерней зари. Ещё минут пятнадцать назад она чернела как старая, забытая на чердаке, железка. А сейчас ярко-рыжее светило совершенно переменило её колор. Оно завершало свой дневной путь и медленно катилося в тенебры ночи. Прямо за далёкие высокие ели. Вот оно тронуло «голову лося», так Мари называла огромное, над вышиной зелёной дальней ряби, древо, то ель могучая стояла с замысловатою вершиной. Потом кровавое ярило другую крону зацепило и, чиркнув изумруд их почти ровных шапок, исторглось из сих пут. Но ночь приходит тихим сапом. Солнце лишь нашло руптуру в ранжире хвойного строенья. И ретирада продолжалась, светило с медленностью зачало вновь теряться в лазоревом пленении своём. Надлесный кусок неба покамест рдел пронзительной краснотой, но и он был обречён – ещё немного надо, и сумрак укроет собой леса, поля и паствы, и озёра. Опять виктория ночи.
– Madame, puis-je me joindre à vous1? – Мари внезапно вздрогнула и мало не избегнула, чтоб чашку с чаем на пол не обронить, голос Фабьена ни с чем нельзя сравнить. Над нею в полумраке почти нависла статная фигура в дорожном синем фраке, белоснежных лосинах и высоких чёрных сапогах. – N’ êtes vous pas contre2?
Она даже не знала по какой причине грустные сии интонации так трогали её, не трогали, пронзали будто острое копьё.
– Oui, bien sûr3, Monsieur, конечно, – не задумываясь ответила она, но тут же спохватилась, – Мсье Фабьен ведь знает, что mon mari, мой муж, заповедал французский в нашем доме, на нём он разрешил мне лишь писать в альбоме. Он вправду полагает, что злочестье всё от санкюлотов, и от базарного жаргона их. А зло ведь может быть и в нас самих. Но посему давайте речь вести по-русски. Вы весьма неплохо владеете российским языком, так скажет всяк, кто вам знаком, –Мари замялась тут немного и добавила, – наверное, паче иных савантов вы знаете все правила, vous maîtrisez4 его намного лучше моего, владеете вы им как будто бы родным.
– Я не могу перечить вам, подобны ментору вы в Элладе древней,
– Растягивая по-московски «а» ответствовал Фабьен смиренный,
– Здесь вы решаете, как нам друг с другом изъясниться.
Итак, позволите мне к созерцанью присоединиться?
– Конечно, но, мой любезный друг, я повторяю,
Я ничего здесь не решаю,
Здесь муж мой добрый умеет всем располагать.
А я сама не безупречно языком моих: ancêtres, ах слово надо знать!
– Предков ваших, желаете сказать?
– способствовал Фабьен ей слово подобрать.
[1]Мари, я могу присоединиться к вам? (фр., здесь и далее)
[2]Вы не против?
[3]Да, конечно, мсье
[4] владеете
– Да-да, vous avez raison5,
Я не совсем владею русским языком,
Хоть он наших отцов и дедов способ изъясненья.
И не подвержено сомненью,
Вы совершеннее освоили его.
Сие усердья торжество!
Какая вам хвала за это!
Какой использовали метод?
– Благодарю, сударыня, судьбе своей я оным одолжён.
Шестнадцати годов оставить Родины пределы оказался принуждён.
Немало предстояло: путь трудный был пройдён,
И там не раз я был спасён.
Скитания по Европе, звон шпаг, блеск эполет,
Покуда я всего-то в двадцать лет
Не оказался в вашем чудном крае как новый эмигрант,
Тогда им правила Catherine la Grande6,
Великая царица. Освоить ваш язык подвигнула необходимость.
Да и способен к языкам я оказался – Божья милость.
И, верю, наречье русское в его московском очертанье, познал я без изъяна,
Хоть и не сыпалось оно как божья манна.
– Надежды ваши справедливы.
Да, обстоятельства были так бурны, так тяжелы судьбы извивы,
Превратностей немало испытали вы,
Легко могли лишиться головы.
А я, увы, родного, нет, слово здесь не то, родной он лишь по предкам,
Но таковым он будет моим деткам!
