Северная оконечность города окутана неестественной тишиной. Такое чувство, что празднующая толпа на Принсес-стрит забрала с собой все звуки. Окружающий покой нарушают лишь редкие такси. Ноги сами несут его по безлюдным улицам. Подальше от толпы. От праздника. От веселья.
Он бродит в тщетных поисках уже несколько часов, хотя заранее знает, что надеяться не на что. Кажется, он успел побывать здесь раньше? Кошмарное ощущение дежавю. Он уже видел эти стрелки башенных часов, неумолимо стремящиеся к полуночи – и к началу нового тысячелетия. Этот скользкий, блестящий от дождя булыжник мостовой. Эти демонические отсветы далекого зарева на каменных стенах домов. Ноги продолжают нести его вниз по склону, шаг за шагом, один круг ада за другим. И с каждым шагом растет отчаяние.
Почему он остановился на мосту? Услышал невозможный, немыслимый звук, эхо предсмертного вопля, раздавшегося десять лет назад? Или виновата внезапно сгустившаяся тишина – это толпа затаила дыхание, отсчитывая секунды до начала новой эры? Возбуждение празднующих ему безразлично, в нем самом по этому поводу нет ни капли энтузиазма. Вот если бы он мог остановить время, повернуть его назад! Как многое он сумел бы тогда изменить! Но время продолжает двигаться, одно мгновение следует за другим. Вперед и вперед, до бесконечности.
Облокотившись на холодный камень парапета, он смотрит вниз, в темные струи потока. Что-то, гнавшее прочь от ликующей толпы, привело его именно сюда.
Грохот фейерверка отмечает начало тысячелетия. Залпы следуют один за другим, над зданиями расцветают огни. В небесах зажигаются миллионы новых звезд, отражаясь в черной воде. Тьма отступает. Мрачная тайна становится явью.
Вспышка.
Сверкающее отражение в воде принимает странную, неясную форму, и ее уже невозможно изгнать из сознания.
Вспышка.
Стайка рыб, торопливо клевавших белые пальцы, в испуге уносится прочь.
Вспышка.
Длинные черные волосы лениво извиваются, словно водоросли во время прилива.
Вспышка.
Поток, набравший силу за неделю сплошных дождей, наконец преодолевает последнее препятствие на пути к морю, тянет ее за собой, переворачивает.
Вспышка.
Пепельно-бледное лицо умоляюще смотрит прямо на него мертвыми глазами.
Вспышка…
– Ах ты, зараза! Здесь же крысы!
– Потише, констебль!
– Сержант, она мне прямо по ноге пробежала! Огромная, что твой барсук!
– Да мне плевать, будь она даже размером с мою задницу. Чтоб больше ни звука до моей команды!
В темной улочке, где кучка полицейских притаилась за грудой мусорных мешков рядом с мрачной, безжизненной коробкой жилой трехэтажки, снова повисло недовольное молчание. Доносившиеся сюда отзвуки большого города только подчеркивали царившую вокруг неподвижность, а единственный уцелевший фонарь превращал мрак в лучшем случае в сумерки. В такую рань обитатели здешних трущоб или спят, или пребывают глубоко под кайфом.
Рация дважды щелкнула, и в наушнике послышался дребезжащий голос:
– Черный ход под контролем. Можете приступать.
Полицейские двинулись вперед – правда, мусорные мешки с обеих сторон заметно ограничивали им свободу маневра.
– Приготовились! На счет «три» начинаем. Раз. Два. Три!
Тишину разорвал треск ломающегося дерева, потом – раздосадованный вопль:
– Черт, она же не заперта! – И почти без паузы: – Зараза, да тут засрано все!
Детектив-инспектор Энтони Маклин со вздохом включил фонарик. Луч выхватил из темноты констебля Джонса, барахтающегося в очередной куче мусорных мешков, сваленных сразу за дверью подъезда.
