В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.
– Мама, а скоро будет пирог? – заканючил старший из двух сидящих за деревянным обеденным столом мальчишек, в нетерпении постукивая своей ложкой по столу. Третий малыш, едва научившийся ходить, цеплялся за ноги и юбку матери.
– Скоро, скоро, – мать, крепкая, полногрудая женщина по имени Дора, энергично раскатывала тесто, поднимая в воздух облачко муки. Белая пыль припорошила ей передник и рукава. Мазнув тыльной стороной ладони зачесавшийся нос, женщина принялась укладывать тесто на смазанный маслом противень и взяла миску с мелко нарезанными ломтиками яблок. Щедро усыпав тесто начинкой, она подвернула края и осторожно сунула пирог в духовку дровяной плиты.
– Дон, обожжешься! – она аккуратно отстранила малыша, потянувшего ручки к плите. – Сид, ты до сих пор не доел кашу! Давай-ка побыстрее, иначе никакого пирога не получишь.
– Я не люблю кукурузную, – надул губы Сид и нехотя повозил ложкой в тарелке.
– А я люблю, – старший, Стор, пододвинул к себе тарелку брата. – Можно, я за него съем?
– Вот еще новости! – нахмурилась мать. – Можешь положить себе добавки из котелка, но чуть-чуть, еще отец придет голодный. А ты, Сид, если не будешь есть, навсегда останешься маленьким.
Судя по выражению лица Сида, мальчик крепко засомневался в последнем утверждении, но все же сунул в рот ложку.
– Не корчи гримасы, – попыталась проявить строгость мать. – Вот придет отец, при нем-то ты капризничать не станешь!
Женщина усадила младшего возле корзины с нехитрыми игрушками, а сама принялась складывать грязную посуду в таз. Она поглядела на висевшие в доме массивные часы и слегка свела брови: отец семейства что-то задерживался.
***
Ханс, которого сейчас ожидала семья, срезал еще один гриб с маслянистой коричневой шляпкой и поднес к носу, наслаждаясь крепким лесным духом. Мужчина, проверив расставленные силки и не обнаружив в них дичи, наткнулся на грибную полянку и решил принести домой хотя бы грибов вместо мяса. Мешок наполнился почти доверху, а Ханс все брел и брел вглубь леса – от одного красавца на крепкой бело-серой ножке к другому.
Отведя в сторону упругую ветку, мужчина остолбенел, и та, распрямившись, больно хлестнула его по лицу.
– Боги, сохраните, – прошептал Ханс, уставившись на открывшийся вид.
Ханс знал этот лес как свои пять мозолистых, привыкших к ежедневному труду пальцев, и поэтому он и впал в замешательство, когда увидел знакомую поляну. Деревья стояли почерневшие, мрачно топорщились голые сучья, поникли кустарники, на земле лежал ковер из пожухших листьев. Ханс протянул руку и коснулся ближайшего кустика малины с черными сухими комочками ягод на голых, потемневших побегах. Ягоды дождем осыпались на землю, дробно стуча по палой листве.
– Черная трава, – прошептал Ханс, бледнея и осторожно приподнимая по очереди ноги. Подошвы босых ступней были облеплены чем-то вроде серого пепла. Ханс несколько раз со свистом втянул воздух, унимая клокочущее в груди чувство страха и отчаяния.
Черная трава появилась и здесь, в Четвертой долине. Надо уходить и отсюда.
***
Дора уложила мальчишек и вернулась в кухню, где поджидали мужа заботливо укутанный котелок с кашей и укрытая половина душистого яблочного пирога. Запретив себе нервничать, поскольку Ханс не мог заблудиться в лесу, да и опасных зверей там не видали, мать семейства машинально прошлась тряпкой по чистому столу, выполоскала ее и повесила сушиться. Затем села на стул и побарабанила пальцами по столешнице, задумчиво оглядывая кухню в поисках какого-нибудь беспорядка, к которому можно было приложить руки.
Своей кухней – да и домом в целом – Дора гордилась, и не без оснований. Всего год, как они въехали сюда, вернее, в полуразвалившуюся хибару. Ханс день за днем чинил и латал все, требующее приложения умелых мужских рук, а Дора создавала уют, насколько это возможно с тремя мальчишками в доме.
