Вам было когда-нибудь холодно от страха? Когда косточки, кажется, щиплет мороз, а виски словно зажимает тисками, в глазах темно и хочется пошевелиться, а ноги не двигаются. А из угла на тебя смотрит невидящим глазом чёрное аморфное нечто. Потом оно врывается в твоё мироздание, проникает в тебя, и каждая клеточка твоего тела хочет вырваться из этого мрака, в то время как твой мозг погружается в спокойное созерцание, не желая, абсолютно не желая ничего менять, и становится хорошо и тепло на душе, хотя вдалеке лишь пустота и тьма, сгущённая, как молоко, тягучая, нервная, и кажется, ты даже начинаешь чувствовать какие-то вибрации этого небытия, даже не так, Небытия с большой буквы. И, безусловно, только тогда ты понимаешь всю боль и несчастье этого мира, понимаешь, что движет каждой клеточкой этого броуновского мира. Понимаешь, как все суетно, узнаешь, что только боль и несправедливость, главные указатели на этом пути. И текут года в темноте, вне этой слезливой масляной мировой картинки, и ты лежишь рядом с красной кирпичной стеной. А впереди ещё тысячи стен и тысячи кирпичей, заботливый мир, крик ребёнка, цепь событий, которых ты потом даже не вспомнишь, снова проваливаясь в бездонную пустоту. Может быть, ты своей пустотой освободишь кому-то путь, а может быть просто будешь мерцать, как свет на белой простыне, где через пару минут другим покажут тупое и неинтересное чёрно-белое кино. Они, конечно, вынесут из него свои уроки, но цели их будут так же расплывчаты, ибо их задача-стать светом, тем, которым ты уже стал. И ты отнюдь не рад этому. Тебе не дали стать ярче, выйти за пределы простыни, специально расстеленной для тебя, вот если бы рядом была бы плоскость и щёлка, ты бы проник в неё, и стал бы, может быть, звездой на тёмном небе, или ярчайшим созвездием, но это если много боли, и много просветов. И вот пришёл этот сон. С тех пор он повторялся множество раз, каждый раз, при этом принося незабываемые ощущения. И каждый раз хочется пройти дальше, ощутить всё очарование летнего дня, шелест гальки под ногами, почувствовать запах цветочных клумб, пощупать их шершавый бетон, стать доверчивым и молодым.
Но каждый раз …каждый раз ты сам обрываешь этот сон. Никто не объяснит почему, что тобою движет, но именно этот перерыв является тем, что заставляет тебя возвращаться к этому серому многоподъездному дому раз за разом. Ты даже не можешь объяснить, почему именно был выбран для твоего сна, каковы причины того, что летнее солнце греет твои босые ноги, почему ты знаешь, что надо идти куда только ноги поведут, а сам не желаешь идти, потому что получаешь такое детское, щенячье удовольствие просто от созерцания. Хочется сесть посреди асфальта и наслаждаться каждый глотком воздуха, ловить глотками тёплый ветер, вбирать его в себя нервно, жадно. Это твой первый сон, первый из череды непонятных снов, прошивающих красной лентой твою реальность. Прошло уже больше двадцати лет, а ты начинаешь подозревать, что сны приходят не просто так, они уже часть твоего существа, порой они кажутся реальнее самой реальности.
Но это лишь сон. Но почему лишь сон?
Вначале все темно, словно в подвале, но вдруг на мгновение тень разрезает яркий свет. Свет качается, кроит этот мир, и ты чувствуешь, что амплитуда увеличивается. Это небольшая керосиновая лампа. Запах дерева и промасленной стружки, мир вокруг начинает подрагивать, время начинает сжиматься. Рука ощупывает край стены. Гладкие струганые доски. Боишься чего-то, трудно дышать. Ощупываешь воротник своей гимнастёрки, грубую грязную материю. Пуговица поддаётся, и ты получаешь глоток воздуха такой необходимый тебе сейчас. Снаружи, в такт биению сердца ты слышишь мерное постукивание. Лампа, окружённая роем мошкары раскачивается, вырывая из тьмы то, деревянный пол, то маленькое окошко. Вагон, стучащие колёса, догадываюсь. Хочется встать, взять с пола вещмешок, но понимаю, ещё слишком рано.
