В этот вечер, 20 декабря 1875 года, в Александринском театре шла «Василиса Мелентьева», постановки Светлейшего князя Владимира Александровича Воротынского. Двухчасовое действо близилось к финалу. После заключительных слов Ивана Грозного на заднем плане сцены прошли с лева направо двенадцать, как одна – облачённых в чёрные одежды и со свечой в руке монашек, а после, сквозь шум, созданный разорвавшимся в овациях залом, к актёрам вышел Воротынский. По обычаю своему, он взял двух стоявших в середине актёров исполнявших главные роли за руки и поклонился вместе с ними. Занавес закрылся. Без излишних разговоров князь поблагодарил свою труппу, вышел через чёрный ход, сел в карету и приказал гнать во дворец. На часах было десять вечера.
Приехав домой, Владимир Александрович поспешил разоблачиться, сам наполнил ванную и улёгся в пену, отпустив всех слуг кроме мажордома Степана Степановича. Понежившись сверх получаса в ванне и дождавшись полного лопанья пузырьков и остывания воды, князь, воздержавшись от ужина, прошёл в свою спальню, нагрел кровать углями и завалился под пышное, пуховое одеяло на гору мягчайших подушек.
Он жил так изо дня в день. Утром просыпался в шесть-семь часов, завтракал, читал газету, осведомлялся о хозяйственных делах, в десять ехал в театр на репетицию, до часу занимался с труппой, затем обедал в ресторане и возвращался к двум часам обратно в театр. С пяти часов вечера до одиннадцати сидел на спектаклях, а затем оборачивался домой уставший совершенно, будто на нём пахали, и заваливался в кровать не поужинав. За два года службы в театре Воротынский, и без того худощавый и бледный, вовсе стал похож на тень отца Гамлета. Он понимал, что служба эта не для него вовсе, но с каждой новой статьёй критиков о его премьерах убеждался в обратном. В период с июля 1873, когда князь начал свою карьеру режиссёра и по нынешний декабрь, он поставил следующие пьесы Островского, бывшего его любимым автором: «Комик XVII столетия», «Козьма Захарьич Минин-Сухорук», «В чужом пиру похмелье», «Бесприданница», «Бедность не порок», «Василиса Мелентьева», «Гроза» и последняя постановка – «Волки и овцы». Сам автор, бывавший почти на каждой из премьер, давал весьма высокие оценки, отдельно отмечая какой-то неповторимый, чуть ли не допетровский шарм и минимальное отхождение от текстов произведений. На спектаклях Воротынского также побывали три Великих князя и в скором времени, возможно, на спектакль явится сам Император, вдохновившийся рекомендациями родственников, что являлось Владимиру Александровичу большой честью и делало его любимцем петербуржских газет и журналов. По воскресеньям около его дворца можно было встретить двух-трёх журналистов. Но тогда журналисты были другими. Они не задавали провокационных и личных вопросов, им было глубоко безынтересно, как живёт и чем дышит актёр, политик или режиссёр, а от князя они ждали какого-нибудь красного словца, которым бы он мог охарактеризовать успех своих постановок. Воротынский же от этого особой радости не испытывал. Напротив, в последнее время он всё чаще хотел бросить театр и уехать в своё поместье в Гринёво, или съездить к родителям в Москву, куда в 1873 году переехал отец Владимира Александровича – контр-адмирал Балтийского флота в отставке, из-за разногласий с начальством. Дело в том, что Александр Петрович Воротынский был ярым противником либеральных реформ и чрезвычайно консервативным человеком. Участник Крымской войны и экспедиции русского флота к берегам Северной Америки в 1863-1864, он выступал против отмены телесных наказаний в армии, создания гласных военных судов и военной прокуратуры и ещё некоторых аспектов военной реформы Александра II, за исключением перевооружения и создания всесословных военных училищ. За свои резкие выпады и заявления он был отправлен в отставку, и в Петербурге оставаться больше не мог. Вместе с женой и младшим сыном – Святославом, Александр Петрович переехал в московский дворец, располагавшийся на месте бывшей немецкой слободы. Семнадцатилетнего Святослава отдали в Московский университет Ломоносова, где он изучал экономику и право, готовясь стать судьёй. Вообще семья Воротынских была одной из немногих дворянских семей, на благосостоянии которых никак не отразились либеральные реформы. С XVIII века они были известны как богатейшие дворяне империи, имевшие дворцы в обеих столицах и владевшие землями под Оренбургом, Екатеринославом, Петербургом, Псковом и в Крыму. Оттого, Владимир Александрович Воротынский мог бы совершенно не работать, ибо денег хватило бы ему на всю жизнь, да ещё внукам и правнукам бы осталось. Но с детства его тянуло к прекрасному и, не смотря на то, что театр считался во времена его детства уделом низших сословий в угоду барину, после отчисления из Пажеского Его Императорского Величества корпуса, он потянулся именно к театру. Все, кто, так или иначе, знал князя, отмечали его актёрский талант и способность к организации, что подстёгивало его к дальнейшему самосовершенствованию.
