Дождь, опять дождь. Родина опять встречала слезами. Хотя, ведь всё правильно. В те далёкие времена, «когда деревья были большие», да, нет, когда не было интернета и смартфонов, погоду узнавали по прогнозу из Москвы. Скажут в программе «Время», что в столице дождь, значит через три дня именно этот дождь и доберётся до Урала. Солнце тоже доберётся, только устанет по дороге, и чуть менее интенсивно будет изливать тепло на жителей богом забытого городка. В те времена такое предсказание работало. Сейчас уже нет. Глобальное потепление! Действительно зимой стало теплей. А летом? Вопрос. Всё смешалось в доме…
Вот, раз все время, пока после Кубы Пётр накручивал круги по Москве, был дождь, то теперь через три дня он и дотянулся до Урала. И не скоро кончится. Там ведь так и не кончился.
1 июня Пётр пришёл на работу чуть пораньше. Хотел проверить облигации. Сейчас это мероприятие сводилось лишь к сравнению двух таблиц. Розыгрыш был 15 мая, но со всеми поездками и прочими проблемами было не до этого действа. Вот теперь можно и позаниматься подсчётом дивидендов. «Правда» нашлась у секретарши на столе. Была подшита в немаленькую уже пачку. Вот столько он уже в этой реальности, или в прошлом.
Не успел. Звонок раздался неожиданно и Штелле даже вздрогнул. Кому могло прийти в голову звонить сюда в семь утра.
– Да.
– Кто говорит? – опять.
– Слон.
– Пётр Миронович, сейчас будите говорить с Екатериной Алексеевной.
Вот ведь неугомонная бабулька. В Москве ведь сейчас пять утра. Чего в это время ей из-под него надо. Так ведь и заместитель, получается, не спит. А теперь, скорее всего, и все его домочадцы. Ведь элементарно просчитывается, что сначала позвонили на квартиру и всех перебудили. И это в первый день каникул.
– Пётр Миронович? – голос бодренький. Странно.
– Слушаю вас, товарищ министр.
– Хренушки, – и молчание.
– Извините, Екатерина Алексеевна, не расслышал. Что вы сказали? – пьяная что ли?
– Хрен, говорю! – точно пьяная.
– Что-то случилось?
– Понятно случилось, раз я уже не министр.
– И что опять случилось?
– Ты теперь министр.
– Екатерина Алексеевна, что случилось? У меня куча дел, вон даже пораньше на работу пришёл, – точно под мухой, но ведь зачем-то звонит.
– Пётр Миронович, ты не психуй. У меня для тебя две новости. Конечно, одна плохая и одна хорошая. С какой начать? – а ведь голос нормальный. Трезвая? Пора заканчивать все эти словесные жонглирования.
– Давайте плохую.
– Убили Михаила Андреевича Суслова.
– Твою ж! Как это? А КГБ? Девятка? Кто? Поймали? – Пётр почти не изображал удивление и даже оторопь. Фу, бугаям удалось. А с ними что?
– Мою ж! Пулей из снайперской винтовки. А вот половины вины за тобой.
– За мной? – Пётр покрылся мурашками.
– А кто с негритянкой пять спецов положил? Там и началась свистопляска. Увольнения и перестановки. Контроль ослабили. Вот израильтяне и подобрались. Да ещё письма эти.
– Письма?
– Тьфу, проболталась. Забудь. Подозревают «Мосад». На месте лёжки снайпера нашли монетку с цветочками. Это монета Израиля. Мне кто фунт говорит, кто лира. В КГБ думают, что это снайпер специально оставил, чтобы показать, кто за этим стоит.
– А зачем Израилю убивать Суслова? – вот это поворот.
– Так Михаил Андреевич последовательно выступал за помощь арабским государствам и войну с евреями.
– Не очень в это верится, да ещё монету оставили. Мы же теперь должны порвать отношения с Израилем.
– Уже. Сегодня объявят. Про Суслова тоже. Хотели замять, но Брежнев был против. Да и Семичастный удила закусил.
– А что со снайпером? Поймали? На след вышли? – вот самый главный вопрос.
– Пока нет. Но на сегодняшнем ночном заседании Политбюро Семичастный сказал, что мысли есть.
