– Мара, направь всю энергию из резерва в контур разгонных модулей, – приказал Акос.
– Нет больше у меня энергии в резерве. Поток с дополнительного блока накопителей, только что перекрыли вручную. А те мощности, до которых я смогла дотянуться, задействованы на все сто, – раздражённо ответила зарканка.
После этого её механические руки начали быстро перелистывать голографические закладки со схемами доступных энергосистем дредноута, в поисках незадействованных мощностей. Она в ручном режиме управляла системой энергетической подпитки реактора и делала всё возможное, чтобы остальные космотехи смогли его запустить.
Активную зону очистили от остатков изотопов несколько часов назад. После этого капсула с антиматерией заняла своё законное место в чреве реактора. И пока процесс не запустился, сердце космического корабля питалось от накопителей и вспомогательных генераторов.
– Судя по тому, что я вижу на схеме, кто-то вручную перекрыл доступ к блоку резервных хранилищ. Сейчас попытаюсь узнать, что там случилось, – сказал я и переключился на сканирование нужного уровня.
– Это командор. Я чувствую его лютую злобу. Похоже, он не смирился с проигрышем, и пытается нам помешать, – заявила Ветка, а все находящиеся у пульта управления реактором дружно закивали.
– Ярик, пожалуйста, попытайся что-то сделать в удалённом режиме, – попросил Акос, – Нам необходимо увеличить поток энергии хотя бы на два – три процента и всё должно получиться.
Во время запуска я внимательно следил за тем, что делают космотехи, и был согласен с оценкой ситуации. Сложная система антигравитационных полей пыталась более двух часов запустить капсулу с антиматерией, гоняя её внутри активной зоны реактора. Но из-за отсутствия таблицы калибровки, привязанной к элементу, процесс слишком затянулся.
Зарканцы рассказали, что технология удержания антиматерии не позволяет создать точные копии капсул. Поэтому каждое изделие имеет индивидуальные характеристики. Из-за этого старые параметры калибровки не подходят, и приходится прямо на ходу вырабатывать новые. Конечно, нам мог помочь корабельный процессор, но сейчас его активность замерла на отметке семи процентов. А в спящем режиме он может обслуживать только систему жизнеобеспечения.
Я пытался оживить узлы цифровой жизни корабля дистанционно. Но мешали многочисленные контрольные системы, оставленные прежним экипажем, которые не позволяли действовать быстро. К каждому узлу управления приходилось подбирать индивидуальный алгоритм доступа, на что уходило драгоценное время.
По просьбе Акоса, я переключился на нужный кластер, контролирующий системы энергообеспечения одного из уровней дредноута. Затем запросил срочный доступ, используя права члена экипажа.
Дежурный скрипт узла управления ответил на запрос положительно, но тут же начал долгую процедуру тестирования и перезагрузки всех систем, в соответствии с заложенной таблицы действий. В результате мне пришлось войти в программную оболочку нужного узла памяти и поочерёдно отменить все детективы. Это значительно повышало скорость перехода узла управления под мой контроль.
– Ярик, ну что там?! Ещё пара минут без притока энергии, и мы потеряем контроль над капсулой.
– И что случится потом?
Отвечать на мой вопрос, как всегда, взялась Нейла.
– После дестабилизации гравитационного контура капсула начнёт метаться по активной зоне на скоростях, близких к одной десятой скорости света. В результате давление и температура в ядре реактора начнёт скачкообразно повышаться. Оболочка капсулы испарится, а содержимое переродится в подобие нестабильной звезды. У родившегося образования не хватит веса, чтобы сдержать расширение, из-за этого сверхновая начнёт коллапсировать и взорвётся, превратив несколько уровней дредноута в сгусток плазмы.
