В кабинете областного военкома уже, наверное, на пятый круг шёл один и тот же разговор. Участвовали в нём двое. Военный комиссар – человек в годах, с проплешинами и очками на носу, сидел за столом. Слева от него, над столом, нависал начальник погранотряда, коренастый, с загорелым лицом, среднего роста. Он в очередной раз наклонился над столом и, слегка стуча кулаком в стол, произнёс:
– У нас есть приказ об инженерном укреплении границы! Мы уже все резервы вытянули – и отряд, и комендатуру – всех, кого могли, послали рыть окопы и блиндажи на заставах! Но граница большая, «напряжённая», надо ещё и успевать нарушителей ловить!
– Но я же отвечаю вам: мы с вами – не взаимосвязанные структуры, если бы даже были люди – заметьте, я говорю «если бы даже», я бы всё равно не смог бы вам их направить! – военком при этом развёл руками, как бы подтверждая свои слова.
– А приказ народного комиссара обороны СССР «О наложении взыскания на работников Брагинского райвоенкомата БССР за бюрократическое отношение к службе» от десятого ноября 1938 года Вам не напомнить? Зачем прикрываться бумажкой, когда общее дело делаем? Не можете сами – выйдите на «смежные» инстанции.
Удар был, прямо скажем, с неожиданной стороны. История двухлетней давности в своё время нашумела изрядно. Тогда, по жалобе, устроили разгром в указанном военкомате, да ещё вскрылось «моральное разложение». Но главной причиной шума, стоившего места военному комиссару и ещё нескольким специалистам, было то, что они подошли «бюрократически» к ходатайствам людей. Комиссар от неожиданности вытаращился на начальника погранотряда. И пока он пытался сообразить, что ответить, с треском распахнулась дверь и в неё ворвался, как ураган, молодой человек, по виду ещё старшеклассник, с комсомольским значком на груди, и сходу завопил:
– Товарищ военный комиссар! Вы тут бюрократию разводите, а я, как представитель комсомола, к вам уже третий день хожу! И от вас никакого внятного ответа! Как комсоргу школы мне поручено завершить этот вопрос! И я требую на него положительного ответа! – сказав всё это залпом, комсорг только тогда разглядел, что военком не один в кабинете.
– Ой, простите, товарищ командир, – сказал он, обращаясь к стоящему офицеру.
Военком обречённо вздохнул:
– Вот и этот «представитель комсомола» меня в бюрократы записал.
– Как видите, товарищ военком, я не единственный, кто за пять минут указал вам на вашу страсть к перестраховке, – сказал, садясь на стул, начальник отряда. Усевшись, добавил: – Давайте уважим молодёжь – он как-никак третий день вас штурмует, а я только первый. И, повернувшись к комсоргу: – Излагайте ваше дело, мой юный друг.
Ободрённый поддержкой явно старшего офицера (наш комсорг не силён был в званиях), он начал излагать суть просьбы:
– Мы – комсомольский комитет школы, на общем собрании постановили, что в такое тревожное время надо не по лагерям разъезжаться, а принять деятельное участие в укреплении обороноспособности страны. И не агитбригадами и песнями, а реальным делом, чтобы армии нашей помочь в боевой подготовке! А вот товарищ военный комиссар игнорирует нас – говорит, не может никуда нас задействовать, так как мы не в его ведении.
– Ну, надо же, как знакомо, – с лёгкой издёвкой в интонации сказал начальник отряда. – И что же вы готовы делать?
– Ну, как что? Всё! – гордо сказал окрылённый комсорг.
-Так уж и всё? А если надо будет землю рыть, стены красить, туалеты чистить? – Кажется, у пограничника начал вырисовываться план.
– Ну, так лишь бы в дело! Лишь бы на помощь нашей Красной Армии!
– И сколько вас, комсомольцев – добровольцев? Десятка два найдётся?
– Запросто!
– А возраст и пол, так сказать?
