– Слышь, клиент просил это… не тянуть.
– Ну, ежели по просьбе клиента… – Щуплый мужичок в заляпанном темными пятнами халате сплюнул замусоленную цигарку на грязный цементный пол, загремел засовом. Решетка откатилась с металлическим лязгом, и мужичок шагнул внутрь.
Он сразу понял, что мужичок в халате идет к нему. Попятился, пытаясь вжаться в стену своей тюрьмы.
– Не балуй! – с равнодушной строгостью сказал мужичок, подталкивая его к выходу.
Он знал, что выходить нельзя. Доносящийся сквозь решетку запах был отчетливым, сильным запахом свежей крови. Точно так же пахли пятна на халате мужичонки. Он вскинулся, отчаянно пытаясь сопротивляться…
– Не балуй, я сказал!
Резкая боль – и на шее защелкнулось что-то вроде хомута с длинной ручкой, за эту ручку мужичонка поволок его наружу. И тогда он отчаянно, бессильно закричал. Остающиеся в камере ответили такими же жалобными криками, но его уже выволокли, и их вопли разбивались о захлопнувшуюся позади решетку. У него оставалась всего одна, крохотная надежда – те, кто привез его сюда, просто не могли так поступить! Они не могли! Они придут!
Словно кот из засады, грузовичок-фургон выскочил на трассу. Яростно прогудел что-то вроде «Кто не разбежался, я не виноват!» и вломился в поток машин. «Вольво» по-кошачьи поджался, вкапываясь в асфальт всеми четырьмя колесами. В фургоне снова прессанули клаксон, оглушая трассу тревожным гудком, и грузовичок ринулся вперед. Обошел неспешно катящую «Ладу-Приору» – ввжж-ж! Перестроился в другой ряд, вклинившись в щель между новенькой «бэхой» и «Газелью», дернул вперед, обошел «Газель», перестроился снова, насмерть перепугав холеный «мерс», метнулся под носом у «жигуля»… И вылетел на открытую трассу… прямо перед постом ДПС… и, не сбавляя скорости, просвистел мимо.
Взвыла сирена.
– Фургон номер… немедленно остановитесь! – заорали динамики.
Фургон мчался.
По узким сходням его вели через двор к двери металлического ангара. Распахнутая как жадный рот дверь дышала кровью. С каждым шагом запах становился все отчетливей. Туда входить нельзя. Он попытался упереться на сходнях, но режущий горло ошейник не пустил, а сзади хлестнула жгучая боль, заставляя сделать шаг вперед. Помощи не было. Густая темная тень ангара упала на него, заставив мелко задрожать. Тянущий его мужичонка с силой дернул за сковывающий голову ошейник, и ему пришлось шагнуть в дверь.
Старый истертый указатель вынырнул с правой обочины. Фургон помчался еще быстрее – несущаяся следом милицейская машина придавала ему ускорения. На полной скорости грузовичок ринулся в поворот. В борт чувствительно грохнуло, что-то звонко, как отпущенная струна, хрустнуло… задние дверцы фургона распахнулись и теперь летали туда-сюда, колотясь о борта.
– Фургон номер… вы создаете аварийную ситуацию! – взвыла милицейская машина. Окутанная синим светом мигалок, она словно летела над дорогой.
В кузове фургона грохнуло. Из распахнутых дверей посыпалось какое-то шмотье. Округлый кусок металла пронесся над дорогой и врезался в милицейскую мигалку. Синие сполохи погасли, брызнули осколки. Фургон ухнул колесом в ямину – из распахнутых дверей призраком выпорхнуло здоровенное стеганое одеяло и залепило ветровое стекло милицейской машины. Ослепленный водитель отчаянно ударил по тормозам. Визжали протекторы, предсмертно орала сирена – машину повело юзом, и наконец она встала, зависнув одним колесом над ямой. Фургон газанул, стремительно уносясь вперед.
Его впихнули в тесный загончик – стальные перила сжали со всех сторон, не давая ни бежать, ни отвернуться. Он уже не пытался сопротивляться, только дрожь пробегала по коже, заставляла дергаться каждый мускул, и крупные слезы катились из широко распахнутых глаз. Надежды не оставалось. Помощь не придет. Его оставили, бросили… забыли.
