Я больше не скорблю о потере телесного зрения. Оно не позволяло по-настоящему воспринимать окружающий мир и было подобно костылям. Взамен я получила нечто куда более ценное.
Взять хотя бы эти минуты. Я стою, прижавшись спиной к стене, держу наготове кинжал и выжидаю, когда смогу убить мужчину – того, кто за стеной.
Если бы я полагалась только на обычное зрение, пришлось бы вытянуть шею и заглянуть в дверной проем. Меня могли бы увидеть. Чтобы выбрать наилучший способ нанесения удара, я была бы вынуждена, напрягая глаза, всматриваться в извивающиеся силуэты сплетенных тел моей жертвы и его любовницы.
Неэффективно. Чревато ошибками. В общем, ужасающий метод работы.
Вместо этого я чувствовала. Ощущала. Благодаря магическим нитям распознавала границы физического мира: цвета и контуры предметов, черты лица, темноту и свет. Открывшиеся возможности были гораздо шире и крайне важны для подобного ремесла.
Моей целью был молодой аристократ. Полгода назад у него умер отец, занимавший высокое положение в обществе. Едва вступив в права наследства, сын употребил все полученное богатство и власть на то, чтобы, грабя народ, упрочить благосостояние Короля питоры.
Сейчас его сущность была густо пропитана похотью. Арахессы не могут проникать в чужой разум, но мне и не требовалось читать мысли. Какой в них толк, если я видела его сердце?
– Еще, – простонал женский голос. – Умоляю, еще!
В ответ он что-то промямлил, слова потонули в волосах любовницы. Она сгорала от желания, ее душа дрожала в нетерпении. Мужчина менял позы, вдавливая ее тело в кровать, приближая пик удовольствия. На мгновение меня охватила зависть: эта змея испытывала наслаждения, каких я не получала никогда.
Но я быстро отогнала мысль. Арахессам не пристало сожалеть о том, что мы отдали во имя нашей богини Аседжи – Прядильщицы судеб, Хранительницы неведомого и Матери колдовства. Нам незачем горевать ни о зрении, ни о праве распоряжаться своей судьбой, ни о кусочках плоти, принесенных в жертву. И конечно, глупо сокрушаться об утраченном телесном блаженстве.
Вот только поскорее бы они уже…
Вжимаясь в стену, я сердито выдохнула сквозь зубы и опустила взгляд, задев ресницами наглазную повязку.
«Пора?»
Голос Реты у меня в голове прозвучал совсем тихо. Она находилась почти у самой границы досягаемости нити-шептуньи, внизу, у входа в особняк на берегу. Услышав арахессу, я одновременно почувствовала слабое эхо морского ветра, обвевавшего ее лицо.
«Нет еще», – ответила я, вызвав раздражение у Реты.
«Непонятно, сколько у нас в запасе времени. Он ведь занят? Так убей его и уходи, пока он не почуял твое присутствие».
Да, он занят. Теперь не только женские стоны, но и его тоже отражались от разделявшей нас стены.
Я не торопилась отвечать.
«Силина…» – начала было Рета.
«Хочу дождаться, когда его девица уйдет».
Так и знала: мой ответ вызвал у Реты смех.
«Дождаться, когда его девица уйдет? Если задержишься, кто-то обязательно тебя обнаружит».
Я стиснула зубы и промолчала. Звуки, передаваемые по нити-шептунье, потонули в шумном оргазме парочки.
Эти нити были очень полезны. Разговор по ним не подслушаешь. Они превышали диапазон звучания так же, как способности арахесс превосходили обычное зрение. То был дар Прядильщицы, за который я не уставала ее благодарить.
…Но меня злило, что уже не притворишься, будто чего-то не услышала.
«Силина!»
«Возможно, она не знает», – ответила я.
Не знает, кто он и что он – чем занимается и для кого.
У меня не было сомнений по поводу убийства этого аристократа. Скоро я испытаю радость, и бóльшую, чем следовало бы, чувствуя, как он обмякает и умирает подо мной. Это будет моим маленьким секретом, постыдным удовольствием. Но его любовница…
