Исторически так сложилось, что иногда я немножко выпивал. Осознавая всю пагубность и бесконечно стыдясь за свою слабость, я, как всякий закоренелый алконавт, всё же не переставал искать оправданий. Например, я совершенно уверен, что человек непьющий не сможет так понять другого человека, как это сделает рядовой хроник. Правда это понимание не материально, а напоминает ободряющее похлопывание по плечу, но, когда до того, кому ты выражаешь сочувствие, не дотрагиваешься. Этакий буддистский хлопок одной ладонью. К сожалению, чудеса под «этим делом», в виде разбитой рожи или внезапных приключений на жопу, тоже случаются, но мы ведь все не настоящие волшебники, а только учимся? А сколько умных мыслей приходит в голову, пока ты сидишь и смотришь, как уменьшается уровень жидкости в бутылке? Космос! Открываются такие дали, и в такие глубины заглядывает твой слегка замутнённый рассудок, что Фрейд бы пошёл и убился со всего размаху о троллейбус на Невском проспекте от бессильной зависти учёного червя, потратившего жизнь на пустые университетские побасенки, оторванные от пуповины действительности. А накати старина Фрейд пару стаканов, глядишь и перестал бы видеть во всём хуй с пиздой. Человеком бы стал нормальным…
В Питере все времена года хороши по-своему. Есть конечно же предпочтения. Для меня, например, лето – безоговорочный лидер в этом негласном соревновании. Марине зима нравится. Вован выбирает осень, он – человек пушкинского замеса, любит женщин и дуэли. Да что я вам рассказываю, вы же сами с усами: сколько людей, столько и мнений. Но есть такие сезонные национальные забавы, которые для меня хуже зубной боли. Я говорю о лыжах. Ненависть к этому спорту во мне живёт с детства. Со школьной скамьи, когда нас, малолетних безропотных учеников, выгоняли на эти безумные лыжные уроки физкультуры. У меня всегда отмерзали ноги, и я проклинал того идиота, который внёс эту пытку в школьную программу. Апофеозом были массовые забеги, проводившиеся раз в год для всех школ. Происходило это на Ржевке. Я ехал туда в холодном трамвае и замерзал до состояния говяжьей туши в рефрижераторе ещё до начала официальной экзекуции. Мама собирала мне мешочек с термосом и бутербродами. В термосе был чай, и я всегда просил, чтобы он был не сладкий. Я не говорил маме, что этим чаем я отогреваю свои ноги, просто выливая его на побелевшие пальцы и ступни. Потом, когда всё заканчивалось, измученный, я садился в ненавистный трамвай, чтобы ехать домой. Группа «Земляне» пела в то время песню про «счастье – путь домой». Нихуя это не счастье, а земляне эти с другой планеты…
С тех пор зимний спорт для меня всегда ассоциировался с пыткой участвующих и слабоумием организаторов.
– День добрый! – так радостно здороваться по понедельникам может только не отягощённый жизненными проблемами человек.
Я хмуро посмотрел на соседа-спортсмена. Надо было что-то ответить.
– Привет.
– У меня предложение есть, – спортсмен хитро улыбнулся, если конечно можно было так назвать этот его спазм мышц лица.
– Да? – я традиционно внутренне напрягся от этого предложения.
– Как насчёт семейного выезда на лыжах? Погода сейчас оптимальная, ветра нет, солнце…
– Я с детства большой противник обморожений. – вы-то теперь в курсе моего ответа.
К несчастью, на площадку вышла Марина.
– Что? Лыжи? Я – за!
Жена-предательница, что может быть страшнее в этой жизни? Только дети – Павлики Морозовы.
– Марина, ты же знаешь, что я не особо горю желанием отморозить пальчик.
Спортсмен понимающе хмыкнул.
– Наденьте термобельё. В нём точно не отморозите ничего.
– Это я Пушкина цитировал, – пояснил я. – Там про другой пальчик было. Обычный.