Горизонт перестал качаться и крениться, прутья решетки наконец-то исчезли – и створка переноски отворилась. Бриошь опасливо повела носом, оглядывая просторное помещение из короба, в который ее заключили на несколько долгих и мучительных часов, пригнулась к усыпанному шерстью пледу, скомканному на дне маленькой камеры.
В следующее мгновение кошка выскользнула из клетки, сначала голова – бело-рыжая, со стоячими ушами, огненными пятнами на мордочке, напоминающими капюшон, затем вся – с пятнистой рыжей спиной, и следом ощутил долгожданную свободу хвост, полосатый, пушистый как ершик. Белые длинные усы подрагивали, уши, как локаторы, ловили сигналы.
Янтарные глаза моргнули: безопасно. Несколько осторожных шагов на мягких пружинистых лапах, несколько взмахов хвостом… Солнечные лучики играли плавающими в воздухе пылинками, падая на пол, мебель и стены, обстановка была новая и незнакомая – но от нее веяло чем-то хорошим.
Бриошь одобрила дом, Бриошь уселась посреди зала, начала вылизывать шерсть малиновым шершавым языком, оставляя осмотр на потом. Она все успеет – и даже уже представляла, как хозяйка станет раскладывать вещи, обживать пространство, напевать песни и танцевать, заполняя комнаты своим запахом, своим присутствием, а Бриошь, в свою очередь, оботрет все ножки столов и стульев, углы кушеток и диванов, тяжелых стеллажей.
Пол был деревянный, стены каменные… Звуки были иными, необычными, свежими, а ароматы трав и еды заглядывали с улицы через распахнутые окна.
Еда! Бриошь оторвалась от шкурки, слипшейся от слюны, открыла рот, издав трель, похожую больше на птичье щебетание, чем на кошачий мявк, белые щеки подрагивали.
– Да, да, я помню! – отозвалась хозяйка, и вскоре ноги в синих рваных джинсах и белых кроссовках приблизились, а ласковые руки подняли Бриошь с пола и заключили в объятия.
Кошка уткнулась носом ей в шею, задевая ухом сережки, поймав ритм сердцебиения, а затем развернулась, чтобы оглядеть комнату с высоты.
– Смотри, – словно читая намерения пушистого зверя, сказала хозяйка. – Теперь это наш дом. Тебе понравится – здесь много места. Главное, – выделила женщина, чуть стискивая и прижимая к себе Бриошь, наклоняясь ближе к рыжей холке, – никуда не убегай.
Бриошь почти по-человечески вздохнула, янтарные глаза смотрели на дощатый пол, пятнистый ковер цвета киновари, резные подлокотники антикварной мебели, массивный наличник камина и тяжелую люстру на длинных цепях…
Тем временем хозяйка подошла к окну с высокими створками, выглядывая наружу, и Бриошь последовала ее примеру, изредка подергивая хвостом-ершиком, изучая мир по ту сторону их нового домика.
Узкая улочка уходила вниз, изгибаясь на холмистой местности, кадки с фиалками и зеленый плющ пестрели на фоне песочно-персиковых стен каменных зданий и мозаики мостовой. Голубое небо, яркое – не такое, как на картинке из окна их прежнего домика – куполом накрывало городок.
Где-то вдалеке серым силуэтом дорожку перешел дворовый кот.
Бриошь недовольно зарычала, тихо, но отчетливо, ревность разошлась волнами от макушки до пят. Хозяйка хихикнула.
– Это ты еще других не видела, – сказала она. – Но ничего, привыкнешь. Может, с кем-то подружишься…
Бриошь была с ней не согласна, но ничего не ответила. Мысли ее занимал предстоящий обед и приключение обживания нового пространства – они обе были из той породы кошек, которые умели справляться с тоской по дому.
