Добираться до места назначения только на такси, носить исключительно темно-синий брючный костюм-тройку, красить губы единственным оттенком красной помады, улыбаться дежурной улыбкой и носить в сумочке липовое удостоверение…
– Евгения Охотникова. Адвокат. К Ветлицкому, – рублеными фразами говорю я. Здесь все говорят именно так, и я быстро переняла эту манеру.
Охранник по ту сторону разделительного стекла смотрит на меня, потом на удостоверение и снова на меня. Делает какие-то пометки в журнале и кивает:
– По лестнице на третий этаж, потом повернете…
Я не слушаю напутствия служителя порядка: мне это незачем – слишком хорошо знакома дорога. Вот уже вторую неделю подряд я прохожу этот путь – от пункта охраны прямо по коридору, затем вверх долгих три лестничных пролета и снова пункт проверки документов, на этот раз более тщательной, после которой проверяющий звонит вышестоящему начальству и вызывает конвоира для сопровождения в комнату, где меня уже ждут.
– К Ветлицкому, – снова должна повторить я и без лишних разговоров передать свою сумочку на проверку.
Ключи от квартиры, губная помада, пара мятных конфет. Ничего подозрительного в ридикюле носить нельзя – это еще одно негласное правило здешних застенков, которое я быстро усвоила. Досмотр, очередной звонок и еще одна пометка в журнале – вся процедура занимает не более двух минут, и вот я уже в сопровождении конвоира иду по длинному коридору. Идем долго, я сбиваюсь с направления из-за многочисленных поворотов, и наконец мы останавливаемся около одной из дверей. Только здесь мой сопровождающий впервые смотрит на меня – хмуро и без интереса.
– У вас пять часов. Сейчас десять утра, – он смотрит на наручные часы. – Вернусь за вами в три.
Я киваю, толкаю дверь и делаю шаг вперед.
– Здравствуй, Ник, – говорю я человеку, который уже ждет меня.
В скудно обставленной комнате за столом сидит пожилой мужчина в невзрачной арестантской одежде. (Хотя я бы не стала ручаться, что ему больше тридцати пяти.) У него на голове нет ни одного седого волоса, да и морщины на лице еще не успели проявиться, но усталый взгляд этого человека и разочарованная усмешка, которая часто кривит его тонкие красивые губы, говорят о том, что это бывалый волк… «Такие, как он, просто так в руки полиции не попадаются», – было первое, о чем я подумала, когда впервые увидела Ника Ветлицкого. Слишком настороженный, слишком суровый, слишком хитрый. В нем вообще всего слишком. Но факт остается фактом – Ник Ветлицкий вот уже месяц как сидит за решеткой.
За моей спиной закрывается дверь, лязгают замки. Стоя у порога, я слышу, как гулко стучат по бетонному полу каблуки казенных ботинок – это удаляется мой конвоир. Только когда его шаги растворяются в глубине коридора, я прохожу вперед, сажусь напротив Ника и произношу привычную фразу:
– Начнем?
Мужчина кивает, опускает правую руку в карман арестантской робы и достает колоду карт, которую кладет на середину стола. Я снимаю пиджак и вешаю его на спинку соседнего стула, закатываю рукава белой блузки, беру карты, быстро-быстро тасую их под внимательным взглядом Ника и сдаю. В абсолютной тишине каждый из нас берет свою стопку, и мы начинаем играть.
Несколько часов подряд на столе вскрываются карточки разных мастей. Ник одобрительно кивает, иногда хмурится. А я только сосредоточенно смотрю на деревянную столешницу, на который пестрят карты. Это не азарт и не игровой дурман – это учеба. Только к концу пятого часа, когда очередная партия сыграна в мою пользу, Ник откидывается на спинку стула и произносит:
– Из тебя могла бы получиться отличная мошенница.
