1
Старинные напольные часы в кабинете епископа пробили десять часов утра. С последним ударом секретарь – молоденький монашек с приятным лицом и смышлеными карими глазами – тихо вошел в кабинет и поставил перед епископом поднос с чашечкой черного кофе и круассаном. Наклонил в поклоне голову и быстро вышел, бесшумно прикрыв за собой тяжелую дверь.
Его преосвященство взял с подноса кофе, с наслаждением отхлебнул и принялся за круассан. Румяная корочка поддалась с мягких хрустом, и нежнейшая сдоба наполнила рот. В этот момент, в приемной тоненько, и как-то очень некстати тренькнул телефон, но тут же смолк – проворный секретарь снял трубку. Сухие губы епископа вновь потянулись к краю чашки. Кофе был божественен, впрочем, как и круассан.
Еще глоток, еще кусочек….
В дверь кабинета вдруг поскреблись. Затем в дверной проем просунулась бледная физиономия секретаря, и по испуганным глазам его сразу стало понятно: что-то случилось.
– Что?– недовольно спросил его преосвященство и с сожалением посмотрел на кофе.
– Сколково… Звонил наш агент из Сколково, – сказал секретарь и замялся.
– И что? Брат Жерар, что вы тянете, скорее уже говорите. Аа-кхаа…, – кусок круассана застрял в горле, и его преосвященство закашлялся.
– Агент говорит, что посланник вернулся, – глаза у секретаря стали еще круглее. – Мертвым. Ему проломили череп… Он успел пробыть там каких-то два часа…
– А ковчежец? – испуганно выдохнул епископ. Чашечка в руке его качнулась, и кофе плеснулось через край, прямо на фиолетовую сутану. Но епископ не обратил на это никакого внимания.
– Увы, монсеньор. При нем ничего не было. Упокой Господь его грешную душу.
Секретарь на мгновение поднял глаза к высокому украшенному фресками потолку и тут же продолжил:
– Русские готовы предоставить нам скидку на второе посещение… И весьма хорошую скидку…
– У нас есть еще кандидаты?
– Да… Еще один. Спасибо начальнику парижской полиции…
– Он подходит по нашим параметрам? Сам знаешь: нам проблемы с родственниками и прессой ни к чему…
– Вполне: русский эмигрант, бывший капрал Французского легиона… В данный момент, работает вышибалой в местном баре. И самое главное – одинок: ни жены, ни детей, ни родственников во Франции. Могу принести досье.
– Да, пожалуй…
Через мгновение секретарь вернулся с тоненькой папочкой, внутри которой лежало несколько испещренных машинописным текстом листков. Епископ быстро пробежал их глазами:
«Серафим Бекетов. 32 года. Русский. Так… 10 лет службы во Французском легионе… Замечательно. Холост… Очень хорошо… Так…характеристика с места службы… Сопровождал гуманитарные грузы… Участвовал в боевых действиях… Проявил себя как хороший солдат… Владеет всеми видами оружия… Так…»
К листкам прилагалась цветная фотография, с которой на его преосвященство глянул голубоглазый светловолосый мужчина с курносым носом.
– Ну что ж, я не возражаю, – епископ закрыл папочку и вернул ее секретарю. – Засылайте к нему нашего человека… И надеюсь, что в этот раз все получится. Мы не настолько богаты, чтобы разбрасываться такими деньгами…
Епископ снова потянулся к кофе. Но второй завтрак уже был безнадежно испорчен. Да и божественный напиток сейчас больше походил на безвкусное пойло.
2
Серафим Бекетов, за свое имя прозванный во Французском легионе Шестикрылым Серафимом или попросту Шестом, никогда еще так не волновался, как в тот июльский день, когда впервые шагнул под сень вековых деревьев сада церкви святого Бартоломея Парижского.
Шагнул и тут же глянул на свои часы. Они показывали без пяти час пополудни. Старинный сад, в котором он оказался, с одной стороны был ограничен высоким каменным забором, с другой – почерневшей от времени стеной самой церкви. И хотя за забором шумел Париж, здесь царствовали покой и тишина.
