Учитель совсем не походил на учителя – серые внимательные глаза смотрели на мир прямо, выжигая во всех его деталях шелуху и обертку, дабы оставить суть неприкрытой и беззащитной, высокий аристократический лоб хранил печать многочисленных событий непраздного характера, а огромные покатые плечи скорее приспособлены были природой для ношения лат, а не академических мантий.
Глядя на молча перебирающего старинные свитки оракула, Ученику казалось, что перед ним крестоносец, вернувшийся из похода, но никак не книжный червь, с неохотой оторвавшийся только что от очередного заумного фолианта. Тем временем ученый муж в облике неудержимого воина оторвался наконец от бумаг и поднял глаза на юношу.
– Пятнадцать лет? – коротко бросил он и снова вернулся к увлекающему его, по всей видимости, занятию – перетасовывать сильными жилистыми пальцами папирусные трубочки и беззвучно шевелить тонкими, упрямыми губами.
– Тринадцать, – робко ответил Ученик и громко икнул, тем самым полностью признав свою ничтожность перед величием собеседника.
– Не тушуйтесь, молодой человек, – в стальном взоре вспыхнул огонек, а голос стал мягким и теплым. – Во времена своего ученичества я краснел, как барышня, ненароком очутившаяся в солдатской бане, всякий раз, когда учитель спрашивал у меня имя, – старик был совершенно беспамятен на лица и фамилии, но часами мог цитировать Сократа и Апулея. Памятуя о том своем позоре, обещаю не мучить вас подобным вопросом. Итак, поговорим сегодня о… Кресте.
– Как символе веры? – Ученику хотелось поскорее оправдаться перед собою и правильной догадкой выразить благодарность Учителю.
– Как символе мироустройства, – поправил оракул и, напялив на орлиный нос окуляры, полностью разрушил романтический образ бравого вояки в глазах Ученика.
– Вообще-то, Учитель, – слегка разочарованным тоном огрызнулся юноша, – я смутился перед вами не как перед наставником, на коего, признаюсь, вы не похожи, а скорее как перед человеком, представившимся мне… – тут Ученик запнулся, порозовел, но произнесенные мысленно слова, уже не в силах задержаться в гортани, вырвались наружу: – крестоносцем.
Учитель удивленно вскинул брови, медленно снял окуляры и… неожиданно расхохотался.
– Было дело, молодой человек. Помню, как-то раз переусердствовал с алебардой и, не удержавшись на стене, рухнул вниз, прямо на головы ошалевших сарацин. Полет, доложу я вам, получился весьма продуктивным: отчаянно работая всеми конечностями, я сломал две штурмовые лестницы и, подобно древнему беспощадному дракону северных дикарей, приземлился в самую гущу мавров. Надо было видеть их шоколадные рожи, окружившие меня со всех сторон.
Учитель загоготал, хлопая со всей силы недюжинной ладонью по столу, отчего нежные свитки пустились в безумные танцы, перепрыгивая с конца на конец и, весьма вероятно, теряя при этом буквы, а то и целые фразы, написанные мудрецами много лет назад.
– А что было дальше? – глаза юноши засветились огнем любопытства, он привстал со скамейки и вытянулся вопросительным знаком.
– Мы отвлеклись, – вдруг сухо и холодно произнес наставник, смахнул одинокую слезу, выступившую на левом глазу, и заново водрузил на нос свои стекла, самые настоящие учительские и совсем не героические.
– И все же, Учитель? – захныкал Ученик, расстроившийся еще больше из-за прерванного рассказа.
– Кровь, – Учитель стал серьезным, и очи его, спрятанные за стеклами, вновь обрели стальной блеск. – И коли я сейчас перед тобой, значит, не только моя.
Он придвинул к себе бумагу, довольно свежую по сравнению с трубочками, лежащими рядом, – лист оказался чистым. Наставник уверенным движением провел две пересекающиеся линии, вертикальную и горизонтальную – получился крест. В верхней части листа он красивым размашистым почерком написал: «Бог, Свет, Рай», в нижней – «Тьма, Антипод, Ад», горизонтальная перекладина получила имя «Земля».
