Амбар, который егеря барона фон Куггера беззастенчиво реквизировали для своих нужд, можно было бы назвать тюрьмой только с очень большой натяжкой, но для заключённых это служило слабым утешением. Сбежать из сего непритязательного строения, охраняемого вооружёнными до зубов профессиональными вояками, не представлялось никакой возможности. Не удивительно, что лица связанных и изрядно потрёпанных пленников были мрачны, а в их взглядах легко читалась обречённость.
Что тут скажешь, жизнь ландскнехтов по определению была полна опасностей и уж точно никак не могла претендовать на то, чтобы длиться до глубокой старости. Никто из дюжины пленников и не рассчитывал встретить смерть в собственной постели, окружённый любящими родственниками. И всё же каждый из них в глубине души надеялся погибнуть в бою, а не болтаться в петле, вызывая своими предсмертными конвульсиями глумливые замечания зрителей. Увы, не срослось. Его милость оказался любителем поиграться в правосудие и не позволил егерям тупо прирезать пленённых наёмников своего менее удачливого соседа.
Нужно отметить, что фон Куггеры вообще славились прямо-таки патологическим пристрастием к порядку. Их кредо заключалось в соблюдение законности, правда, трактовали они закон исключительно как личную прихоть, но кто им судья? В этом мире законным признавалось лишь право сильного, а слабым и проигравшим оставалось только сетовать на свою злую долю и смиренно принимать удары судьбы. У грубых наёмников, попавших в жернова баронского правосудия, со смирением явно было не всё благополучно. Их угрюмые лица и злобное ворчание откровенно свидетельствовали о ненависти к участникам затеянного Куггером фарса с судом и позорной казнью профессиональных вояк, словно те были какими-то пошлыми разбойниками.
Впрочем, ради справедливости следует признать, что атмосфера осуждения и уныния, царившая в тюремном амбаре, разделялась не всеми смертниками. Один из пленников отчего-то пребывал в расслабленном, можно даже сказать, приподнятом настроении. На губах этого светловолосого здоровяка играла отрешённая улыбка, а в его небесно-голубых глазах не было даже намёка на отчаяние или злобу. Вит, так звали этого ландскнехта, вообще был странным малым, как бы не от мира сего. Сражался он бесстрашно и весьма умело, но в мирной жизни частенько проявлял такую детскую непосредственность, что приводил своих товарищей по оружию в недоумение.
Начать с того, что Вит не употреблял спиртного, хотя здоровье позволяло ему выпить хоть бочку шнапса без плачевных последствий для организма. В быту он был подчёркнуто неприхотлив, мог запросто не есть и не спать сутками, зато к гигиене относился с религиозным фанатизмом. В любую погоду парень начинал свой день с купания независимо от того, какой температуры была вода. Даже когда поверхность пруда или озера покрывалась льдом, он не ленился поработать топором, чтобы добраться до вожделенной влаги.
Вит ни с кем особо не дружил, однако в общении неизменно проявлял добродушие и подчёркнутую, вроде бы даже естественную вежливость. Но как-то так получалось, что его высказывания частенько граничили не то с глупостью, не то со святотатством, вызывая у собеседников стойкое желание держаться подальше от этого смутьяна. Кстати, в посещении церковной службы сей странный персонаж ни разу замечен не был, что делало его вдвойне подозрительным. Никто не знал, откуда он явился и почему стал наёмником. Не похоже было, чтобы он взялся за оружие ради заработка или с целью кому-то отомстить. Дрался парень хоть и профессионально, но без огонька, словно просто выполнял рутинную работу.
Впрочем, вреда от него не было никакого, зато за ту пару месяцев, что Вит служил в отряде ландскнехтов, жизней своих товарищей он спас немало. Правда, сам он считал свои боевые подвиги чем-то само собой разумеющимся, и ему даже в голову не приходило предъявлять какие-то претензии спасённым или претендовать на особое к себе отношение. Причём было совершенно непонятно, то ли это от бескорыстия, то ли от недалёкого ума. В общем, парень-загадка, которую никому не хотелось разгадывать.
