Знаете, я хотел не книгу написать – я хотел снять кино. Такой настоящий полнометражный фильм.
Вы скажете: «Да ладно! Это же нереально! На это же денег нужно сто тыщ миллиардов!»
А я что скажу? Скажу, что мы сами выстраиваем себе стены и рисуем границы. На всё можно смотреть под разным углом. Что такое кино? Разве это история, которую нам показывают на экране? А вот и нет – всё происходит у нас в голове. На самом деле мы «видим» эту историю своим мозгом, а глаза и уши – это только варианты информационных каналов.
А разве мы не видим свою историю, когда читаем книгу? Она всё там же, у нас в голове. Там рождаются картинки из нашего кино – кадр за кадром, сцена за сценой.
Вы держите в руках «фильм», а не книгу. Она очень похожа на старую видеокассету. Я думаю, пора вставить её в видик и нажать на Play.
Предлагаю вам посмотреть мой фильм – но каждому свой собственный.
Итак…
Камера!
Мотор!
Вы видите то, во что верите, или верите в то, что видите?
Сидни Бейкер, доктор медицины
Скоро зима, но день очень тёплый для ноября. В воздухе кружит водяная пыль, такая, от которой не укрыться зонтом. Она везде – и сверху и снизу, разносится ветром, впитывается в одежду и кожу. А может, это и не дождь, а дыхание реки, медленно текущей там внизу, под мостом? Серо-коричневая беспокойная поверхность, дрожащая то мелкой рябью от порывов воздуха, то крупными волнами от проплывающих туда-сюда прогулочных теплоходов.
И холод. От этого ледяного дыхания уже онемели пальцы, вцепившиеся в ограждение. Взгляд тонет в далёкой, мутной, непроглядной глубине – в тёмных, неясных отражениях – в этом перевёрнутом мире. Тонет и тянет тяжёлой незримой гирей. А может, мы действительно, как в той детской сказке, живём среди кривых зеркал, услужливо врущих, что всё вокруг хорошо и красиво, а это единственное зеркало, показывающее правду? Так, может, это здесь всё перевёрнуто с ног на голову? А там… Там взгляд не падает вниз, а устремлён наверх!
Какой он, настоящий мир? Невообразимо тянет узнать! Обессиленные, окоченевшие пальцы проворачиваются, не в силах удержаться за мокрый, обжигающий металл. Неотвратимо – ближе и ближе – подползает эта тьма, заполняя собой мысли. Всё вокруг закрутилось, завертелось, а воздух застыл где-то на полпути к лёгким…
И вдруг тепло под ладонями. Откуда? Как будто кто-то взял их в свои руки и согрел. В пальцы вернулась цепкость, а в мысли – свет.
– Девушка, у вас всё в порядке?
Она убрала руки с ограды, опустилась с мысков на всю стопу и перевела пустой взгляд на проходящего мимо старичка с палочкой, выдавив из себя подобие улыбки:
– Да, всё хорошо. Любуюсь видами Москвы.
– Поаккуратнее. Совсем с парапета свесилась, а падать тут высоко.
– Спасибо, постараюсь. Увлеклась.
Старик пошёл дальше, что-то тихо ворча себе под нос и покачивая головой, а она непроизвольно потянулась пальцами обратно к ограде. Два коротких отрезка – чуть шире её ладоней – продолжали отдавать тепло, как будто подогреваемые откуда-то изнутри. Какое-то… живое, человеческое тепло.
Аня сидела за столом в своём маленьком уютном кабинете. Ну, ей так казалось, что уютном – потому что без соседей. Хотя любой посторонний человек, заходя сюда, скорее думал, что попал в кладовку. Несколько огромных металлических шкафов по всем свободным стенам, стол, стул для посетителей, офисное кресло самой Сорокиной и тумбочка с электрическим чайником. Но кабинет с окном – и это большой плюс.
На стуле расположилась ровесница хозяйки кабинета – полненькая брюнетка в форме лейтенанта полиции, которая не спеша, но уверенно поедала печенье из неуклонно худеющей пачки. Периодически она запивала трапезу тёмно-коричневой жидкостью с красивой «бензиновой» плёнкой на поверхности, налитой в кружку с надписью: «Дружбу не предлагать – только замуж. О себе: волшебная на всю голову». Свисающая через край кружки нитка с биркой намекала, что жидкость претендует на название «чай».