Громко хлопнув дверью, Эмилия
швырнула на тумбочку ключи и сумку и скинула туфли. Очень хотелось
разбить что-нибудь из стратегического запаса посуды, да пожалела
соседей, те навряд ли обрадуются грохоту в час ночи. Сердито топая,
она прошла на кухню и зашипела, как разъяренная кошка:
- Козел! Скотина! Козлина!
Осторожно поставила на стол коробку с
тортом и сняла крышку. Белоснежное чудо со взбитыми сливками,
фруктами и безе одуряющее пахло клубникой и персиками. Эмилия не
удержалась: сковырнула ягодку, зачерпнула пальцем крем и
посмаковала вкуснятину. К черту посуду! Срочно заваривать чай и
утешаться тортом. А козлина пусть в аду горит, синим пламенем!
Невзрачные чаинки, попав в кипяток,
раскрылись, и Эмилия с наслаждением вдохнула сладкий запах
бергамота. Теперь можно и душ принять: смыть городскую пыль,
косметику и прикосновения бросившего ее мужчины хотелось не меньше,
чем предаться разврату, объедаясь сладким. Она все же расплакалась
– разморило под струями горячей воды. Разозлилась и дернула ручку
крана, включая холодную, для контраста. Потом растерлась мягким
теплым полотенцем, расчесала волосы и замерла, критически
рассматривая себе в зеркале.
Миниатюрная, ладная, стройная. Уже не
девочка, но грудь крепкая, высокая. И кожа бархатная, матовая,
ухоженная. Ни одной морщинки на лице, разве что едва заметные, в
уголках серых глаз. Внешность самая обычная, а вот волосы не
крашенные, родные – светлого медового оттенка. И что в ней не
так?
Вздохнув, Эмилия накинула халат и
вернулась на кухню. Она знала, что не так. Не быть ей домашней
хозяйкой – уютной и заботливой. Она умела варить борщи и гладить
рубашки, но предпочитала любимую работу и экстремальный туризм.
Мама шутила, мол, Эмилии досталась большая часть темперамента,
отмерянного обеим дочкам. Внешность одинаковая, а характеры разные.
Эмилия с удовольствием отдала бы лишнее Милене, сестре-близняшке,
да против природы не попрешь. Оставалось надеяться, найдется еще
тот единственный, который сможет принять ее такой, какая она есть.
Слабых мужчин Эмилия презирала, подчиняться сильным не желала –
искать компромиссы было решительно не с кем.
Влад продержался дольше многих, целых
полгода. Но и он в итоге сломался, заявив на прощание, что хочет в
жены домашнюю кошечку, а не бешеную тигрицу. С тигрицей, конечно,
интереснее, зато с кошечкой безопаснее.
Очередное поражение Эмилия собиралась
заесть тортиком и запить литром любимого бергамотового чая. А потом
завалиться спать, желательно на сутки. Жирок на попе обеспечен, но
пара дополнительных часов в спортивном зале избавят от лишнего
веса. От горечи и обиды так просто не избавиться.
Эмилия зачерпывала крем большой
столовой ложкой, шумно отхлебывала из кружки и смотрела в окно, за
которым давно стемнело. Скоро тридцать, замуж она, пожалуй, уже не
выйдет. Стоит ли из-за этого переживать? У нее есть любимая работа,
хорошо оплачиваемая, престижная, творческая. Мужчину для здорового
секса она всегда найдет. Это потом они сбегают от нее, как от чумы,
а сначала и на ручках носят, и цветы-конфеты, и чуть ли не весь мир
к ногам. И семья у нее есть – сестренка, с которой они не
расстаются с самого рождения. Милена тоже замуж не торопится,
правда, по другой причине.
Миля и Мила – неразлучная парочка.
Родители дали им забавные имена, вроде бы разные, но почти
одинаковые в сокращенном варианте. Подруги пытались звать Эмилию
Эммой, Милену Леной, но сестрам это не нравилось. Миля и Мила – в
память о рано ушедших родителях, - и никак иначе. Они еще учились в
школе, когда мама умерла от рака, и отец сгорел за каких-то
полгода, не вынеся смерти жены. В детский дом не попали только
благодаря тетке, сестре отца. Она жила с девочками, пока те не
стали совершеннолетними, а потом уехала обратно в рязанскую
деревню, не претендуя ни на московскую квартиру, ни на счет в
банке, доставшийся сестрам в наследство. Денег хватило, чтобы
выучиться, не тратя время на заработки. Эмилия выбрала профессию
дизайнера интерьеров, Милена – медсестры.