Цадик поселился в Маленьком Страсбурге, как он любил называть этот район, в несколько домов на отшибе. Вернее, этот новый микрорайон у самого леса и озера с кучей лавок, парком и спортплощадками, район новый и малозаселённый, большинство домов пустовали, и не были заселены даже наполовину. Цадик любил некоторое уединение с недавних пор, жизнь его изменилась и приобрела неспешность, приобрела какой-то выверенный колорит, Цадик больше не гнался за заработками, не нагнетал жизненных задач. Поселился у леса, чтобы отдыхать, ходить, гулять, играть на любимых гармошках, порой медитировать; летом плавать и ходить за грибами. Лес он любил с детства, конечно, эти вот близлежащие леса не могли сравниться с теми лесами, в которых он привык пропадать, бывало, целыми днями в детстве, когда он выбирался с ведрами и пакетами. И мог собирать грибы целыми днями, выискивая места у подножий сопок и в низинах, где росли белые и жёлтые грузди. Север был сакральным для Цадика, был полон впечатлений и приключений, потому как это было его детство, далекое, однако, отнюдь не забытое. Цадик любил бродить целыми днями с ведрами наперевес, эта изматывающая подчас ходьба и лазание, и все же он находил редкое удовлетворение в усталости; бродил десятки вёрст за день и приходил домой с полными ведрами грибов. Грузди он относил бабке своей, которая их непременно солила, и они получались мягкие и смачные как сало!
Дед довольно рано ушёл из жизни, едва ему было 56 лет, и все же именно он пристрастил Цадика к походам за грибами. Впервые Цадик по серьезному отправился в лес с ним, когда ему было всего семь лет. И лес был отнюдь ни близко, хотя и на тот период ещё не так освоен горожанами, не изрыт просеками и лесными дорогами; зимой там проходили лишь несколько лыжных трасс! Цадик просился с дедом в лес и раньше, но дед не брал его, и говорил, «вот исполнится семь лет, тогда возьму, а пока мал ещё». И вот Цадик ждал, когда ему исполнится семь лет, в детстве он много времени проводил у бабушки своей, часто они с братом оставались у неё на ночевки, особенно, когда мать уезжала на лыжные соревнования или заграницу.
И вот Цадику исполнилось семь лет, и дед, как и обещал, взял его с собой в лес. И Цадик сильно устал в тот раз, однако держался бодро, дед был уже не так быстр, и все же грибы собирал довольно ловко, у него был там где-то, как водится свой огород, и он любил говорить, что его грибы никто не соберёт! Цадик же был ещё мал совсем, и все же проявлял интерес к этому занятию нешуточный, и также находил грибы, значительно меньше деда, Виссариона, конечно, и все же и ему попадались подберёзовики и красноголовики, так они называли подосиновики на севере. Белые грибы там не росли, как и опята, очень-очень редко попадались в особенно тёплый сезон, поэтому в основном собирали подосиновики и особо ценились грузди, белые и желтые осиновые.
Так вот, когда впервые Цадик увидел эту квартирку и хозяина, ему она очень понравилась, можно сказать, идеальное место для отдыха и чтения, для каких-то своих маленьких лесных радостей, Цадик любил лес, любил пошаманить, поговорить с духами, довольно быстро настраивал природный микроклимат, вещал на различных древних языках; и, в общем, ему по нутру пришлось это неприхотливое местечко, потому как жизнь уже успела его сильно потрепать; изрядно покидать его, хотя и не столь шибко, как, например, тех, кто оказывался в районе боевых действий. И все же Цадик давно заподозрил что-то неладное с людьми, что-то странное и вымученное; он и сам много пострадал от родственников в том числе, от конкурентов по бизнесу; и все-то как-то несерьёзно и по-детски, однако все эти мелкие неприятности, и тычки в спину, сказались и на его некогда богатырском здоровье! Цадик не был, конечно, рохлей какой-нибудь, да, был очень вынослив, силён ещё и молод и в свои сорок два почти выглядел не больше чем на тридцать, а когда приводил себя в порядок и брился, ему нельзя было дать даже двадцати семи! Это было удивительно в тридцать пять, когда на него западали двадцатилетние девчонки, однако и теперь внешне он не сильно изменился, хотя внутренне, конечно, претерпел много ударов, и ударов серьезных, ударов неудержимой судьбы злодейки? Цадик, поначалу хорохорился, и не верил в судьбу, он считал это нелепым. Вообще, ему жизнь своя казалась очень странным стечением обстоятельств; ввиду того, что она приобретала ценность вне его, а сам он лишь пытался выключиться из этого изнурительного процесса; и при помощи музыкальных увлечений, книг и порой спорта. Цадик от природы был, похоже, ещё и медиумом. В этом сложно разобраться, и Цадик осознал эту экзистенциальную опасность лишь годам к тридцати восьми, и это был такой мощный удар для него, осознать в православной стране такие редкие дарования, однако обо всем по порядку!
