Принято считать, что поэт в России – больше, чем поэт… Применима ли эта хрестоматийная евтушенковская строчка к Игорю Игнатенко? Чем для него является поэтическое творчество? Призванием, увлечением, привычкой, профессией, формой самореализации, потребностью в признании, способом заявить свою гражданскую позицию, стремлением учительствовать, пророчествовать? Наверное, всем перечисленным и еще многим другим. Но главное – для него это наиболее естественная форма существования, самый органичный способ познания себя и мира.
Его собственная жизненная стезя интересна и поучительна уже тем, что вобрала в себя все то, через что прошло большинство людей его поколения: трудное военное и послевоенное детство, учеба в школе и вузе, комсомол, спорт, армия, настоящая мужская дружба, любовь, семья, дети, а позже и внуки, обретения и утраты, духовные и творческие искания, вера с светлые идеалы и такое же будущее… Но, может быть, в еще большей степени биография Игнатенко примечательна тем, что пришлась на эпоху грандиозных социально-политических разломов рубежа XX–XXI столетий, на пору глобальных деформаций идеологических и духовно-нравственных основ, всего уклада жизни. Он не отрекался от того подлинно ценного, что вместила в себя советская эпоха, но и не цеплялся за отжившую идеологическую догматику, не пытался оправдать преступные деяния власти против народа. И при этом не спешил вливаться в хор задним умом прозревших «разоблачителей», не облачался в тогу беспристрастного судии века, с которым была неразрывно связана большая часть его жизни. «Уходит век. / Простись с ним. / И прости» («Уходит век») – так емко и мудро, с редким чувством меры и такта поэт выразил свое отношение к полному противоречий столетию.
В период, когда размывался ценностный фундамент общества, Игорь Игнатенко сумел сохранить устойчивую систему духовно-нравственных и социально-исторических координат, о чем и свидетельствует его творчество. Его поэзия и проза – это органичный сплав, если так можно выразиться, русскости и советскости, синтез наиболее близких национальному духу ценностей, в числе которых – потребность в высоких идеалах, социальная справедливость, совесть, милосердие, коллективизм, любовь к родине, мир, труд, семья:
Всему мерило черный хлеб и труд,
А не гордыня, вправленная в злато.
Да будет мир!
Да будет детям Завтра!
И распрям всем —
Да будет Божий суд!
(«Междоусобица»)
Как рассказывал сам поэт, его детские и ранние юношеские годы можно разделить на три части. Первая – жизнь в таежном селе Ромны, от рождения (4 мая 1943 г.) и вплоть до четвертого класса школы. Это время было заполнено радостью познания окружающего мира, прежде всего природного:
Это было когда-то,
Лет уж тридцать назад.
Я нырял в Кочковатом,
Распугав лягушат.
Бултыхался на Гребле,
Рвал на пойме щавель
И любил эту землю,
Как свою колыбель…
(«Кирпичный завод»)
Следующие два года – Хабаровск, где отец Игоря учился в краевой совпартшколе. На эту пору приходятся увлечения фотоделом, греблей и авиамодельным спортом. Пять завершающих школьных лет прошли в центре амурского земледелия – Тамбовке. Именно здесь произошло то, что определило дальнейшую судьбу Игоря: на чердаке дома их школьного товарища, Анатолия Дробязкина, ребята нашли несколько поэтических сборников Есенина: «Радуница», «Голубень», «Преображение», «Сельский часослов», «Березовый ситец», «Исповедь хулигана»… Автобиографический герой рассказа «Вечерний разговор о невозвратном», вошедшего во второй том «Избранного», подробней рассказывает об этом случае: «Как потом Толик узнал, книжки отец из детдомовской библиотеки притащил домой. Там приготовились их сжечь по списку запрещенной литературы… Стали читать стихи там же, на чердаке… На фоне школьной хрестоматийной тягомотины будто из другого мира услышали голос…»
