Говорят, что все люди живут по две жизни – от рождения до старости и обратно… Что за свою первую жизнь они должны доказать, что достойны свободы. И что за это, вторую жизнь они смогут провести, как захотят.
Но это обман. Не все живут два раза.
Полгода назад я была готова вернуться к моей опекунше и прожить свою первую жизнь так, как полагается. Но в моих генах проснулась память моей прабабушки Астры и показала мне правду. После чего я сразу же отказалась от этой идеи.
Теперь я живу в Главном Исследовательском Центре.
Здесь все иначе. Правила, конечно, тоже есть, но над людьми никто не издевается. По крайней мере за шесть месяцев моего проживания, самое страшное, что я пережила – это уколы. Это когда иглу вставляют в кожу и вводят какой-нибудь препарат.
Оказалось, что мне и раньше их делали, просто я не знала, как они называются. Например, когда меня поймали в филиале Центра на Первой Линии, мне сделали укол в шею, чтобы я вырубилась. И когда меня перевозили из филиала в интернат тоже.
Хоть они и не такие страшные, как обучение на Первой Линии, я все равно их не люблю. Хорошо, что терпеть их приходиться не часто, только после новых проявлений памяти Астры.
Тогда меня сажают на большой стул, облепляют датчиками, делают укол и задают вопросы. И еще сотрудники что-то выслеживают на мониторах. Это называется фиксация воспоминаний. Не очень приятно, но потерпеть можно.
В остальном мне все нравится.
Палата у меня отдельная, и там даже есть телевизор с каналами Второй Линии. Правда, доступ к их просмотру только два часа в день. Еще мне разрешают общаться с некоторыми людьми из других палат, но тоже в ограниченном режиме. Остальное время я читаю или гуляю по специально выделенной зоне на улице.
На этой неделе мне исполнилось шестнадцать.
Так странно! В прошлом году, в это же время, я готовилась к переезду на Первую Линию и даже не подозревала о том, сколько всего мне предстоит пережить. Хорошо, что это все закончилось.
Я очень рада, что мне не удалось смириться с той ужасной системой. Если бы я ее приняла, то до сих пор бы мучилась. Конечно, с памятью Астры мне было бы легче, чем остальным, но ни о какой радости в жизни можно было бы и не мечтать.
В Центре все намного лучше! Может по началу я и боялась им доверять, но потом успокоилась. Они всегда отвечали на все мои вопросы и никогда не пытались увильнуть.
К примеру, про Женька. Оказалось, ему не делали смерть. Его поймали и хотели оставить в Центре, но он попытался сбежать и напоролся на забор, который был под напряжением. Поэтому смерть сама с ним и случилась. Или как говорят в центре – он умер.
Да, здесь есть специальные слова для смерти. Их используют еще со времен Старого Мира.
Делать смерть – это убивать, а принимать смерть – это умирать.
Если с человеком случилась смерть – значит, что он умер. Если ему сделали смерть – значит его убили. А если человек сам сделал смерть кому-то – значит он убил.
Марк сказал, что эти слова были намеренно удалены из Линий, чтобы снизить разговоры о смерти до минимума. По их мнению, чем меньше слов для какой-нибудь темы, тем меньше желаний на нее разговаривать.
Но поскольку я больше не принадлежала Линиям, мне стало можно все это знать, и говорить так же.
Поэтому теперь для меня Женек умер по неосторожности.
К сожалению, про других моих друзей, бежавших с поезда, ничего известно не было… Или их спасла вторая база, или поймали Лидерства и отправили на Первую Линию. Я надеялась, что все-таки первое.
Но зато я узнала, что ребята, которые помогли мне сбежать с первой базы спаслись. Оказалось, что тогда в лесу им удалось вырваться и скрыться. Правда, теперь было жалко, что они не попали туда же, куда и я. Нам бы могли позволить общаться друг с другом.