На даче Женя познакомился с соседкой – скромной дочерью профессора. Сам ученый бывал тут редко, и дом их стоял десяток лет пустой. Пока не грянула пандемия, и вся землеимущая Москва не перебралась во вторичные резиденции на лоно природы.
Её звали Варя, она только что окончила институт и не успела устроиться на работу в папину клинику. Теперь ходила по даче в мешковатых джинсах и футболках. Рядиться было не для кого, и даже волосы просто забивала под кепку, сонно слоняясь меж яблонь, выгуливая псинку или ездила с мамой на карьер. Нежелание связывать жизнь с медициной, тяга к миру герметического слога Блока, утеря смыслов, торных троп, дистанция.
Женя тоже работал на удалёнке. Жаркими полуднями сидел в трусах и пиджаке перед веб-камерой в саду. И за ветвями яблонь то и дело видел Варю, медведно шелестящую в кустах.
Женя проводил лето с роднёй, и от неё слышал, что соседи совсем зажались в карантин, ни с кем не общаются, и про них сказано «Атлант затарил гречи». Профессор же, отец Вари, и вовсе уехал куда-то под Вышний Волочёк, где имелся у него домишко в лесной глуши. Вроде, писать книгу. Но ещё говорили, что он боялся заразы от собственной семьи.
Теперь вокруг него не было ни души, и продукты из гипермаркета привозил нанятый таджик – профессор считал, что эту народность вирус не берёт. Или же она упорнее других обороняется от него, поскольку заболеть или быть депортированным на нищую родину означало для таджика куда более верную смерть от безденежья. Профессор предпринял все меры.
