День закончен, я устал.
Руки тянутся к бутылке.
Хлеба закусить достал,
Почесал рукой в затылке.
Я налью себе в стакан
Двести граммов водки
И залью души ВУЛКАН,
Чтоб тоска – в осколки.
Но не хочет покидать
Депресняк поганый тело.
Продолжаю я страдать!
Жить осточертело!
А. Швецов
Все начинается здесь – в Комске. В тихом родном Комске. Я сижу со своим приятелем Толиком, одним из тех, которых по привычке называют друзьями, хотя какие они, на хрен, друзья? Так… чуваки, не более того. Толик, наверное, уже полгода назад взял у меня в долг тысячу рублей и сейчас, пряча глаза, рассказывает очередную басню, почему не может отдать деньги в этом месяце. Я остерегаюсь называть его другом. Приятель. Именно, приятель/собутыльник, с которым порой приятно посидеть за рюмкой чая и послушать истории из его непутевой жизни.
– Старик, ты же слышал, что у меня сын родился?
Я киваю в подтверждение того, что в курсе прибавления в его семействе. Смотрю на Толика и думаю: «Зачем? Зачем тебе еще один ребенок, когда вы едва с одним-то справляетесь?» Не говоря уже о том, что семья Толика последние лет семь пребывает в состоянии перманентного развода. Смотрю я на его красные от недосыпа глаза, и такой меня смех разбирает, что едва сдерживаюсь. Чтобы нагло не заржать ему прямо в лицо, бросаю взгляды по сторонам.
Мы сидим в кафе/бывшаясовковаястоловая «Вулкан», в котором (как это очень хорошо известно моему унитазу) не самая здоровая кухня в городе, хамоватый персонал в драных и не ведающих о стирке передниках, вечные драки у кассы. Несмотря на кучу сказанных только что гнусностей/ мерзостей об этом кафе, оно остается одним из ближайших к моему дому распивочных мест. И, что совсем уж любопытно, ловить кайф здесь нравится не мне одному. Если очередной завсегдатай «Вулкана» рассказывает тебе историю про то, как ему на прошлой неделе сломали здесь нос, а потом еще и в ментовку загребли, то ты понимаешь, что особенно удивляться нечему. А еще ты понимаешь, что, хоть ему и переломают все ноги-руки, завтра он все равно приползет сюда пропустить стаканчик, желательно на халяву.
Итак, мы сидим в «Вулкане», оба конкретно поддатые. Толик наклоняется ко мне и говорит, что второго сына они с женой назвали Эммануилом. На что я отвечаю, что они полные придурки.
– Зачем ребенку жизнь портить? Он же вам потом отомстит за ваши художественные изыски.
– А старший наш, Данилка, – продолжает Толик, совершенно меня не слушая, – говорит: не запомню имя такое. Прикинь, только мы с Жанкой из комнаты вышли, так он ему маркером на лбу написал «Эммануил», чтоб запомнить. Прикол, да?
Анатолий засмеялся. Я никак не реагирую, смотрю в его глаза и вижу только тоску смертную, полную страха перед женой, и бездуховность. Мы выпили еще по сто граммов, и я впал в состояние пустоты и прострации. Мне стало скучно и до жути жаль себя. Мое единственное желание сейчас – побыть одному. Анатолий не чувствует этого, он зачем-то придвигается ко мне ближе и начинает шептать, хотя рядом нет никого, кто бы мог нас подслушать.
– Тема есть, – заговорщически подмигнув и щедро одарив меня запахом изо рта, шепчет он. – Ты можешь вписаться в один проектик. Хочешь?
У меня возникает охуенное желание послать его «очень далеко», но я пожимаю плечами и молчу.
– Вижу, что хочешь. По глазам вижу, что хочешь, – уткнувшись носом в мое ухо, сообщает он.
Я обреченно киваю и слушаю его пьяный бред. Толик рад, что нашел внимательного слушателя. Он предлагает мне выпускать газету.
– Никто не додумался до того, как правильно надо выпускать газету объявлений, – обдавая меня жаром перегара, по секрету сообщает он. – Надо половину газеты посвящать объявлениям, а вторую половину всевозможным кроссвордам. Тогда ее будут покупать все: и любители интеллектуального проведения досуга, и желающие купить-продать.
