Пролог
1943 год.
Солдаты лежали, прижавшись к земле, и боялись не то, что поднять голову, а даже пошевелиться. Немецкий танк, появившийся ниоткуда, в одночасье прервал продвижение войск и несколькими точными попаданиями разнёс всю технику, не оставив никаких шансов дать ему отпор.
Единственная уцелевшая пушка находилась в сотне метров от него, но её расчет точно так же лежал, прижавшись к земле, как и все остальные. Во-первых, закончились боеприпасы, а, во-вторых, пулемёт короткими меткими очередями убивал любого, кто пытался приблизиться к пушке с боеприпасами, в надежде сделать хотя бы один выстрел в сторону танка.
– Давно лежим? – спросил у самого крайнего солдата капитан в одной перчатке на правой, видимо, покалеченной руке.
– Дык, часа три, поди… Всех подчистую режет. Словно у него не пулемёт, а коса. Нашего командира самого первого убило. Но, кажись, из ствола больше не пальнет: последний выстрел по полуторке был час назад, а на пушку ничего не осталось. Вот я думаю, потому он свинцом её и поливает. Так и стоит чёрт этот. Ждёт чевой-то…
Капитан, выслушав объяснения, заполз за небольшой валун и кивком подозвал к себе сержанта Афанасия Афанасьева. До войны он был самым метким охотником в Сибири, а теперь – самый результативный снайпер. Афанасьев покуривал в небольшой воронке трубку, качаясь из стороны в сторону, и, время от времени, недовольно посматривал на чистое небо своими хитро прищуренными азиатскими глазами.
– Однако, будет дождь, – произнёс Афанасий, как только подполз к капитану. – Моя думать, капитана, что нельзя тебе дождь: опять заболеешь. Совсем слабый станешь. Помрёшь, и духи не помогут.
– Небо же без единого облака, какой дождь? – капитан Дорохов посмотрел сначала на небо, потом на Афанасия. – Знаю, знаю, ты еще ни разу не ошибался. Слушай, что скажу. Я сейчас пойду к танку и попытаюсь его заглушить, а ты, как только из него полезут танкисты, как лисы из норы, сразу их и поснимаешь. Понятно?
– Однако, опасно. Танка далеко стоять, моя переживать, что не смогу защитить.
Дорохов повернулся в другую сторону и кому-то невидимому сказал: «Пять минут будет достаточно, я успею!» Затем снова как ни в чём не бывало обратился к Афанасию.
– В общем, духи говорят, их всего пятеро в танке. Тебе нечего переживать, они не белки – не успеют разбежаться.
Афанасий слегка постучал трубкой по прикладу, выбив из неё остатки табака, и, больше ни слова не говоря, пополз к остальным солдатам, а капитан Дорохов встал во весь рост и быстрым шагом направился к танку.
– Ты дурак? Жизнь надоела? – тут же начали раздаваться голоса солдат, через которых капитан аккуратно переступал и, не сбавляя скорости, все так же быстро шёл к своей цели.
– Однако, капитана совсем не дурак, – Афанасий прилёг рядом с горсткой солдат и взял на прицел башню танка.
– А кто он тогда, по-твоему? – один из рядовых покрутил пальцем у виска.
– Шаман, – ответил Афанасий. – Его духи защищают. Это только мы его видим, а враги не видят! Туман, однако.
И действительно. Внезапно опустившийся над полем боя туман был настолько плотный, что солдаты перестали видеть не только капитана Дорохова, но и друг друга, хотя находились один от одного на расстоянии вытянутой руки.
– Слушай, Дорохов, а как ты его заглушил, этот танк? Мину с собой взял? Как такое возможно? – полковник Власенко до сих пор не мог поверить в то, что он только что услышал.
А капитан Дорохов в это время просто смотрел в окно избушки на окраине деревни, в которой временно был размещён штаб. Дождь барабанил по стеклу, смывая с него пыль, и капитан, улыбаясь то ли дождю, то ли самому себе, постоянно повторял несколько слов: «Ну, и Афанасий, якутская твоя душа! Ни разу не ошибся, чертяка, с дождем-то!»
