Стояло ясное утро, обещавшее горожанам прекрасный день. Блуждали по своим делам утренние коты, над асфальтом потихоньку собиралось марево, а престарелая почтальонша, спеша управиться с разносом до жары, добралась-таки до последнего адреса.
Поднявшись на четвертый этаж, она позвонила в дверь.
Не открывали довольно долго, так что женщина успела со вздохом вспомнить добрым словом старые деревянные двери, представлявшие собой полноценные коммуникационные амбразуры. Тогда было слышно все: идут – не идут, дома – не дома. И все-таки наконец лязгнула шторка глазка и спросили:
– Кто там?
– Телеграмма для Коржовой, – отозвалась почтальон.
Дверь открыли, и на пороге предстал обаятельный, пусть и бритый налысо, светлоглазый молодой человек простодушного вида. Сконфуженно застегивая молнию на спортивном костюме, он протянул руку и сказал, заметно картавя:
– Большое спасибо. Прошу прощения, что так долго, где проставить визу?
– Простите, расписаться должна сама гражданка Коржова, – напомнила почтальон.
Молодой человек хлопнул себя по лбу и немедленно покаялся:
– Тысяча извинений, как я сплоховал! Просто давно дел не имел с телеграфом.
Она добродушно кивнула, обмахиваясь газеткой (все-таки уже парило):
– Это понятно, – и подумала про себя: «Где уж тебе, малютке. Последний раз, судя по всему, когда бабушке на Восьмое марта открытку отправлял, цепляясь за мамку».
– Буквально минуточку, – попросил он и скрылся.
Были слышны стук в дверь, плеск воды, невнятное бубнение, его приятный картавящий говор: «Аллочка, крошка, телеграмма для тебя. Нет-нет, не выходи из ванны, продует. Вот тебе перо. Только ручки вытри. Осторожно, не поскользнись».
– Вот, пожалуйста, – вернувшись, мужчина представил подписанный бланк, – а вот это вам, за труды.
И протянул тысячную купюру.
– Нет-нет, отказа не примем, обидите.
Почтальон удивилась щедрым чаевым, но не противилась, попрощалась и ушла. Человек пробежал глазами текст телеграммы, пожал плечами, пробормотал: «К-курицы», – и порвал депешу на мелкие кусочки.
И вернулся в ванну, к прерванному занятию. Надо все вымыть, а то, чего доброго, придется самому ремонт делать, до продажи.
Да, и по окончании мероприятия надо бы скататься куда-нибудь – проветриться и разжиться новым паспортом.
Ах, как приятно пахнет в центре одного из крупных культурных центров России! Жарой, бензином и глупостью. Тут, в одном из загончиков пятикомнатного коммунального дворянского гнезда, рассерженно щебечут две представительницы семейства коренных горожанок – Агния Сергеевна и Алевтина Сергеевна.
Эти манерные и утонченные дамы были не из радушных хозяек. Они из тех, которые немедленно выявляют «понаехавших» по манере произносить слова или называть вещи, и приступают к активному презиранию. А равно и наотрез отказываются переезжать из «центра» к «чертям на куличики» – даже если это касается районов, вот уже полсотни лет как обжитых получше всех «центров» вместе взятых.
Иначе говоря, две старые девы-сестрицы, обитающие в одной из пяти комнат, и держащие оборону против «понаехавшего» соседа, нагло предложившего расселение, то есть купить им по отдельной квартире в двух станциях метро отсюда.
Старые девы кипели и пускали пар. Это было их перманентное состояние, практикуемое по любому поводу, будь то трамвай, звенящий под окном, слишком громко плачущий младенец – и, само собой, наглый сосед.
Лично против него они ничего не имели. Он рук не выкручивал, не угрожал и не намекал, ни на чем не настаивал, просто появлялся раз в месяц и повторял свое предложение. Получая гневные отповедь с отказом, вздыхал, пожимал плечами, вежливо прощался и уезжал до следующего раза.
