Англия. Лондон 1846 год.
– И кто он этот Билл? – пытливо спросил Джон.
– Я не в курсе, – ответила Элизабет.
– Они встречаются?
– Джон, я, как и ты, мало что знаю о друге сестры.
– Люси тебе ничего не рассказывала?
– Нет! – немного злилась девушка.
– Разве вы не обсуждаете с ней такие вещи?
Элизабет остановилась и пристально уставилась на мужа.
– Джон, ты прекрасно знаешь мою сестру, и ты знаешь, какие у нас с ней отношения. Зачем ты задаёшь мне эти вопросы?
Джон взял её за руку.
– Прости, не знаю, что на меня нашло. Внутри какое-то волнение, тревога.
– Ты просто волнуешься. – Прислонилась Бет к плечу мужа.
– Может быть…
– Вот только на тебя это не похоже, – засмеялась Бет.
– Что я слышу? Моя жёнушка считает меня «бесчувственным»?
– Не в коем случае, ты очень чувственный мужчина. Просто, я никогда не видела, чтобы ты чего-то боялся или волновался… тем более знакомства с парнем моей сестры.
– Я чувствую себя отцом, к которому пришёл друг моей дочери, чтобы попросить её руки…
Элизабет громко засмеялась.
– Чувствую себя старым.
– Перестань, какой ты старый? Люси младшая сестра, но не настолько, чтобы тебе в дочери сгодилась.
– Нужно идти, а то опоздаем на столь важное мероприятие.
– Зная свою сестру, не могу поверить, что это происходит с ней. Мы с ней не особо контактируем… верней сказать, она меня недолюбливает. Может из-за того, что родители постоянно ругают её, в отличии от меня? Она постоянно предъявляет им претензии по этому поводу.
– Я думаю причина не в этом. Люси прекрасно знает о своём неподобающем поведении, в частности с родителями. Здесь что-то другое.
– Не знаю. После того, как я уехала из Бейквелла в Лондон, наши отношения с Люси дали трещину. Много лет мы были чужими людьми. А когда я вышла за тебя замуж, мне кажется, она возненавидела меня ещё больше.
– Почему ты так думаешь?
– Когда я приезжала домой, у неё начиналась истерика. Мама говорила, что это ревность. У неё с самого детства ко мне ревность. В детстве, она ревновала ко мне отца, который был добр со мной. Она всегда напоминала мне, что он не родной мне отец; что он её отец и никогда не будет любить меня, как свою дочь. Её слова очень обижали меня, я всегда убегала на чердак: зажмусь в тёмном углу и плачу, свернувшись в калачик, а потом засыпала. Она мне говорила эти слова, и я верила ей, она ведь права: «я неродная, он никогда не будет любить меня». Но это не так: Виктор хороший человек и для него не было и нет «неродных детей». Он любит меня наравне с Люси. Он видел ситуацию и видел, как сестра «травила» меня и ей за это доставалось от него, отчего злоба Люси на меня только увеличивалась. У Люси такой нрав был в юности – варварский, бунтарский. Она постоянно доказывала родителям и мне, что она другая, не такая примерная, как я. Но я всегда знала, что этот её протест – просто защита. Люси добрая и ранимая внутри, но почему-то надела на себя непробиваемый панцирь и не стремится его снять. И в это есть моя вина.
– Нет, Бет, твоей вины здесь нет. В связи со своей профессией, я хорошо разбираюсь в людях и, когда в первый раз увидел твою сестру в вашем доме, понял одно: утрата матери следствие её «панциря». Не знаю, что именно с ней произошло, но знаю одно – это отразилось на ребёнке. В столь раннем возрасте потерять ту, которую ты, будучи ребёнком безумно любил и был привязан – тяжело. Тяжело осознать и привыкнуть, что её больше нет и, что она, никогда больше не вернётся. А когда отец женился на твоей матери – это её задело. Она посчитала, что отец предал её мать. Это обида на отца. А вы с матерью, стали причиной предательства. Видя, как вы близки с матерью, ей также этого хотелось и, когда Шарлота хотела пригреть её, отогреть своей лаской, она отталкивала, потому что считала, что так предаст свою умершую мать.
