Мурат не спеша собирал сумку. А куда торопиться? Проснулся он рано. И времени на утренние сборы у него достаточно. Только бы случайно тётку не разбудить. Она почти не спала, потому что Юсуф всю ночь проплакал. Может, и не всю ночь, но Мурату в гулкой тишине ночи его плач казался бесконечным: он проваливался в сон под эти жалобные всхлипы и пробуждался ото сна, когда всхлипы превращались в резкий, пронзительный крик боли.
«У него зубки режутся», – сквозь плач младенца прокричала тётка, заметив, что Мурат приподнялся на кровати и смотрит на неё полулежащую.
«А-а-а», – протянул Мурат и на всякий случай спросил: «Помощь нужна?» Хотя совсем не представлял, чем он может помочь тётке. И откуда только в цыплячьем теле младенца берётся столько сил, чтобы извергать из себя такие мощные звуки?
А тётка, как заведённая, слишком поспешно замотала головой.
«Ты спи. Тебе утром рано вставать. Чего уж тут. Сама справлюсь».
И посмотрела на Мурата затуманенным взором – вроде, и на него, но, словно не видя – и крепко, обеими руками, прижала к груди младенца.
«Как бы не раздавила курёнка», – испуганно подумал Мурат. Уж больно крепко тётка схватила Юсуфа.
Юсуф же замолчал на пару секунд, а потом опять запищал, будто жалуясь на тёткино грубое обращение. Его писк постепенно превратился в настоящее кваканье. Так лягушки весной в пруду орут: жалобно и одновременно очень настойчиво. В сторону лягушки кинешь камень, спугнёшь, и она тут же замолкнет. С младенцем всё не так просто – попробуй унять его плач!
На этот раз тётка села на диван, но ноги вниз не спустила, отняла младенца от груди и положила его к себе на ноги. И сразу начала перекатывать Юсуфа с одной ноги на другую, слегка подбрасывая вверх. Малыш то беспомощно разбрасывал в стороны свои ручонки, то прижимал их к себе и сучил ножками, трясясь на ногах у матери. Не в первый раз Мурат наблюдал эту картину, а никак не мог взять в толк, зачем тётка так сильно раскачивает малыша? Неужели эта тряска может его успокоить?! Может, она это делает от отчаяния? Тётку, конечно, жаль: какую ночь уже не спит. Но и за Юсуфа страшно: вон он того гляди свалится с её ног, ударится, да мало ли что с ним может произойти от такой тряски!
Но младенец, к удивлению Мурата, вдруг замолчал. На пару мгновений в комнате стало очень тихо. А потом Юсуф прерывисто вздохнул – в гулкой тишине ночи этот вздох прозвучал как-то тревожно – и закричал ещё громче, еще пронзительнее, будто уже со страху.
Что было дальше, Мурат не помнил – он накрыл голову подушкой и вскоре оказался под покровом сна, какое-то время продолжая слышать откуда-то издалека заливистый плач Юсуфа.
Похоже, он всё собрал. Можно и уходить. Завтракать придётся на базаре, но ему не привыкать! В доме в такую рань обычно никто не встаёт: тётка дремлет после бессонных ночей, а муж её никогда рано не встаёт: он всегда поздно приходит с работы. Юсуф молчит. Всю ночь проплакал, а теперь спит, сложив губки в плотный бутончик, который пока не готов раскрыться навстречу новому дню.
На базаре Мурат, как обычно, возьмёт погачу* у симитчи*, а бабка Фатима (сестра бабааннэ*), что торгует за соседним прилавком, угостит его свежим чайком.
Если удастся продать все поделки, потом он зайдёт к матери. Даст ей немного денег. В тот раз, когда он забегал к ней, у той был такой огромный живот, что Мурат даже испугался: как она с ним ходит? Но осталось ей так ходить уже недолго – скоро у Мурата появится младший брат или, может, сестра. Лучше бы брат, конечно! С мальчишкой проще: подраться можно, в футбол поиграть! А девчонки – с ними никогда не знаешь, что делать. Хотя… Вообще-то, он сейчас просто размечтался: Мурат и мать свою тайком навещает. Сможет ли он возиться с малышом, когда тот появится?
