Пожалуй об этом человеке в деревне быстро бы забыли. Мало ли сейчас вокруг обитает бродяг: само время, кажется, сошло с ума. Нет, конечно же, с ума сошли мы, и, удивительно, не поодиночке. Но «привычные» для глаза бомжи – все, как правило, чмо.
А этого старика, – даже это слово не годится для определения его жизненного статуса, – никто, почему-то, не решился назвать ни тем, ни другим. Одежда его, вероятно, прошла вместе со своим хозяином большой путь, но, тем не менее, была чиста и удивительно опрятна. Единственное, что смущало, так его ответы на многочисленные вопросы. Но они же порождали все новые и новые расспросы.
Да, и было отчего! Вряд ли у кого повернется язык, назвать этого человека умалишенным, – настольно ясным казался его ум. Если бы не его речь. Так, уж, выходило, что он – современник татаро-монгольского ига. Впрочем, одежда-то, кажется, соответствовала. К тому же он приводил о деревне такие данные, от которых местный самодеятельный краевед Степан Власов только ахал, да утверждающе кивал головой и потрясал какими-то бумажками.
Впрочем, и это – не великий повод для того, чтобы помнили. И даже то, что человеку позарез нужно было попасть на Враново болото, – тоже не повод. Правда, припомнили некоторые, что туда же о прошлом годе ушла и сгинула там бабка Алена. А ведь про нее же много расспрашивал тот человек.
Но многие свидетели еще долго помнили, как он уходил из деревни. Время было раннее, и работный люд еще только-только начинал стекаться к конторе. Зачем-то притащился и Николка-гебист, – наверное, опять требовать лошадь для перевозки сена.
– Душонка-то еще не горит? – От такого вопроса любого оторопь возьмет.
Никто и не заметил, как возле Николки оказался тот человек со странным именем Рош д, Амии. Чудное имя-то, не русское, а сам, как бы, местный, северный.
Конечно, поначалу-то все принялись озираться, кому такой странный вопрос предназначался, но потом никто и не задивился: Николку-то никто не любил, а многие и откровенно ненавидели, поскольку много, кому горя он принес своими доносами и оговорами.
Николка-то разом с лица и спал, только беззвучно раскрывал рот, словно задыхался.
– Пришел твой черед. Пришел. – И человек, не оглядываясь, пошел прочь, – по направлению к Врановому болоту.
Что произошло дальше, еще долго приводило людей в ужас. Николка, – вот ведь как жизнь-то оборачивается, – человеку за восемьдесят, а он – все Николка да Николка, – непослушно трясущимися руками еще долго пытался сунуть в рот сигарету. Потом несколько раз пытался прикурить, но спички почему-то гасли и гасли. Он уже решил бросить это бесполезное занятие, но, наконец-то, очередная спичка сберегла пламя.
Прикрывая ладонями огонь, Николка поднес руки к лицу, – и вдруг вспыхнул. Странно, но пламя сначала пошло, как бы, изнутри, и, лишь малось погодя, вырвалось наружу. Кто-то схватил пожарное ведро и, зачерпнув воду прямо из лужи, плеснул воду на Николку, но вышло так, как будто бы плеснул не воду, а бензин. И люди бросились врассыпную.
Говорят, у Николки выгорело все нутро. Было ли виною то, что Николка с Кощеем до полуночи распивали спирт, либо сказалось пророчество того человека, кто теперь скажет?
