Люська была кобыла. Самая настоящая кобыла, лошадь донской породы. С явной примесью заморских благородных кровей. Об этом говорили маленькая красивая голова, точёные ножки, пропорционально сложенный корпус, длинная тонкая шея.
Характер у Люськи был тот ещё. Молодая, не в меру пугливая и неуравновешенная, она, тем не менее, сумела завоевать престижное третье место в крупных соревнованиях трёхлеток. Ей прочили хорошее будущее. Прочили, да напророчили.
Полутрезвый конюх поленился подольше «пошагать» её после изнурительной тренировки. Поставил сразу в денник, потную и разгорячённую. Другой конюх, такой же молодой и такой же не совсем трезвый, напоил её, по недосмотру, холодной водой вволю.
И всё. Кончилась Люська. На следующей тренировке, она еле-еле одолела один круг, начала задыхаться, «запалилась».
Конюхов, конечно, наказали. Лишили квартальной премии и чуть было не уволили. Но на судьбу Люськи это никак уже не повлияло. Кончились Люськины перспективы. Её списали. А списав, продали.
Продали задёшево подвернувшемуся покупателю, начинающему фермеру. Фермер был мужичок из городских, ему надоела «до чёртиков» жизнь в каменных джунглях с дикими людьми, помышляющими только о наживе. Решил он, что на заброшенном хуторе жизнь будет чище и веселей.
Мечтал жить своим трудом, завести коз, корову и лошадь. На лошади собирался пахать и возить дрова. Парень был сугубо городской. Он не знал, какие нужны лошади для сельской жизни. Потому и купил красивую Люську.
А Люська была красива. Светло-рыжей, почти жёлтой масти, особенно великолепной летом, когда шерсть чуть выгорала на солнце и кобыла как будто светилась. Иногда казалось, что вот-вот, и она начнёт испускать лучи, как самое настоящее солнце.
Белая узкая проточина, начинавшаяся звёздочкой на лбу и опускавшаяся почти к носу. Огромные навыкате глаза, обрамлённые длинными, даже для лошади, ресницами, маленькая красивая головка, острые сторожкие уши, лебединая шея, длинная светлая грива на одну сторону, пушистый длиннющий хвост, тонкие стройные ноги в белых «чулочках».
Раньше, когда её выпускали на волю, она как бы плыла по воздуху, почти не касаясь земли ногами, подняв развевающимся факелом хвост и высоко поднимая крепкие ноги. Теперь её не выпускали.
Новый хозяин погрузил приобретение в высокий кузов грузовика и отвёз на далёкий свой хутор. При виде Люськи радости домашних не было предела. Больно уж красива была лошадка.
Хозяин хутора, в тот же вечер, решил запрячь кобылу в одноосную повозку, именуемую по-местному «бедарка». Но Люська была породистой верховой лошадью!
Она видела, конечно, как влачит тяжёлую телегу с навозом, старый мерин на конюшне. Но самой ей никогда не приходилось почувствовать оглобли по бокам и хомут на шее. Не для этого она была предназначена!
Фермер то об этом не знал. У него были свои мечты, связанные с лошадью в хозяйстве. Конюх он, конечно, был неумелый. Но настырный. Настырнее Люськи, которая в конце концов смирилась, позволила надеть на себя хомут и шлею.
Она косилась диким непонимающим взглядом на фермера и бедарку, на хомут и вожжи, нервно перебирала ногами, пятилась и высоко вскидывала голову.
Фермеру удалось всё-таки поставить её в оглобли. На этом его удача закончилась.
Люська решительно отказывалась стоять на одном месте. Стоило только человеку отойти от её морды, чуть ослабить повод, как она тут же срывалась с места в рысь.
Человек никак не успевал запрыгнуть в бедарку. Он неуклюже бежал по высокой траве, держась за длинные ремённые вожжи до тех пор, пока кобыла не соизволит остановиться. А она не соизволивала.
Почти час промучившись с Люськой, фермер придумал как усмирить кобылу. Он кликнул соседа через улицу. Тот взял лошадь под уздцы и крепко держал, пока хозяин садился в тележку. Получилось ещё хуже.
