Матушка Янали сидела на кресле-качалке, укрытая тяжелым плотным пледом. Она любила, когда тепло от горевших в камине дров окутывало её. Но ноги быстро уставали от жара, поэтому она просила закрывать её почти до шеи накидкой или одеялом.
Всё ждало только пирогов, которые так некстати забыли поставить до пробуждения матушки. Янали не любила ждать и привыкла делать работу в то время, когда была готова. Сейчас она была готова, но пироги в дорогу ещё не подошли.
– Ну уж нет, – Янали откинула плед и резко расправила юбки, оказавшись на ногах. Невысокая, но прямая и статная, Янали проплыла до балкона и, перегнувшись через перила, крикнула, – Пироги нас догонят! Выезжаем.
Двор тут же проснулся и побежал в разные стороны: кто-то дергал и проверял веревки, которыми были привязаны чемоданы, кто-то затягивал стремена и загибал подкладки под седла там, где могло натереть, а кто-то нервно дергал себя за пальцы, первый раз удостоившись права отправиться с матушкой в такое далекое и важное путешествие.
– Дитресса! – Окрикнула Янали, когда уселась в карету и разгладила юбки. Младшенькая вскочила на сиденье и вжалась в подушки. Начинать разговор она не собиралась.
Янали ударила костяшками по стенке кареты и требовательно посмотрела на всадника в сопровождении. Всадник тут же припустил, напугав коня, и карета сдвинулась с места. Матушка сидела как туча, но так казалось только тем, кто её совсем не знал или никогда не общался близко: маленькие, но крепкие ручки гладили ладно сидящий кафтан в области груди, то и дело обнаруживая там что-то, что как искра, попавшая на кожу, обжигала несильно, но неприятно.
Янали знала, что ничего не могло заставить её в этот день сдвинуться с места – покинуть родные земли, когда у порога вражеская – уже вражеская – армия головорезов, которым надо бы промыть рот с мылом и отправить на несколько дней на пахотные работы под палящим и равнодушным светилом.
Но ещё вчера, рано утром, пока солнце не коснулось стен шатра, Янали уже нетерпеливо ожидала прихода ветра и тепла, чтобы сплести нить и дотянуться до генерала пограничных земель – её земель.
Янали встала посередине шатра, как только почувствовала жар, пришедший с равнины, и тут же соединила указательные и большие пальцы и вывернула руки от себя. Нащупав сгущающийся воздух, матушка добавила огня, и призмы проявились, ощутимо затвердев между пальцами. Сведя линзы в единое око, Янали приблизила инструмент к левому глазу и прокашлялась – собеседника сразу не было видно, но голос Янали уже достиг места, где находился отряд. И чтобы не нарушить тайну беседы, Янали всегда начинала с покашливания, предупреждая о себе.
– Моя королева, – тут же ответил низкий раскатистый бас и через мгновение перед взором Янали проявился генерал. Он вполне удобно расположился на скалистом уступе на мягкой меховой накидке. Его окружали хлеба, сыр, и, кажется, даже какие-то фрукты.
– А фрукты ты откуда взял, негодник? – Заулыбалась Янали, но тут же одернула себя. – Не время, я с важной информацией.
– Что может быть важнее того, что своим обращением ты раскрыла наш отряд, жена моя? – Генерал говорил так, как и следовало говорить сильному и опытному мужчине – спокойно и взвешенно. В конце концов, откуда ему знать истинную причину разговора.
– Может быть и, – Янали сделала упор, – важнее. Тебя – как и наших неблагодарных наглых соседей – раскрыло колдовство, которое доставило мне послание.
– Оттуда?! – Антур привстал и начал собирать еду в платок, чтобы связать его в узел и закинуть на плечо.
– Оттуда, муж мой, оттуда. Сама не верю, что говорю тебе об этом. Вот уже восьмой год пошел, как не стало, – матушка замешкалась, пробуя слово, но вкус его ей не понравился, и тогда она исправилась, – восьмой год пошел, как пропал Магистр, и ни депеш, ни приказов, ни посланий. А тут – на тебе: явиться, да ещё и в три дня. Они вообще понимают, кому и куда пишут?
