Палыч нервно курил, вот уже вторую сигарету подряд. Курил прямой тягой, потому чувствовал лёгкое головокружение и горечь во рту, но никак не мог насытиться никотином. Эта сигарета оказалась последняя. Он потушил окурок, застывший елочкой на бетоне парапета, выбросил смятую пачку и тяжело вздохнул.
Что делать теперь?
Теперь пора принимать решение, Юра, негоже тянуть впредь.
Если говорить совсем прямо – ночка вышла откровенно дерьмовой. Беспокойной. Те несколько часов, которые были отведены самим собой для того, чтобы выспаться и набраться сил, Палыч толком не смыкал глаз. Сомкнёшь тут…
Он отошёл в другой конец крыши, едва перевалило за полночь. Прежде чем уйти, долго ворочился, суетился, не мог заснуть и даже просто раслабиться. И в конце концов, решил уйти, потому что не захотел мешать остальным, передавать ребятам свое беспокойство, они достаточно перенервничали в течение дня. Остальные не то чтобы взяли себя в руки, но свалились без задних ног, от сковывающей усталости. И с тех пор майор простоял на краю крыши всю ночь, размышляя и переваривая мысли, безжалостно поедающие все нутро без остатка.
Сейчас майор стоял, опершись о парапет и всматриваясь в горизонт.
До рассвета оставалось не так много времени, ночь уступала свои права неохотно. Сколько сейчас – четыре или может быть половина четвертого ночи? Или утра… Наверняка что-то вроде того. Хотя счет времени он потерял.
За свою жизнь Палыч провёл немало бессонных ночей в различных дежурствах, засадах и во время спецопераций, где оставил целую кучу нервных клеток. Но сегодняшняя ночь была особенной. Как метко выразился Лёша, на их глазах творилась новая история. Не только России, но и целого мира. И Ростов-на-Дону, южный город, одним из первых открыл для новой истории свои двери. Запустил эти новые вехи в себя и потихоньку перемалывал, осваивал, преобразовывал в удобоваримый вариант. Новая история постепенно становилась серыми буднями, той действительностью, в которой приходилось жить и с которой приходилось мириться каждому, кому удалось выжить в первые дни эпидемии.
Майор тяжело вздохнул, вытравливая остатки сизого никотинового дыма из лёгких двумя едва заметными тонкими струйками, через ноздри. Зажмурил глаза, аккуратно помассировал их подушечками пальцев. Глаза краснючие от перенапряжения и недосыпа. Устал вглядываться – там, впереди ничего не разглядеть толком. В темноте, которая сожрала город с потрохами, не видно то, что происходит на крыше соседнего дома. Да ещё нигде в окнах не горел свет, никто не включил уличное освещение, возможно полегли трансформаторные подстанции, питавшие округу… По такой сплошной темени особо зловеще слышались доносившиеся с улицы крики и визг, отдаленно слышалась стрельба. Просто город жил своей новой жизнью. Вот и все объяснение.
Откуда стреляли? Черт его разберёшь по такой темени, звук шел то с одной, то с другой стороны. Однако на некоторое время все притихало, но только для того, чтобы вспыхнуть с новой силой вновь. Сначала снова раздавались вопли, один-другой, потом слышались автоматные очереди. Когда он смыкал глаза, чтобы насладиться сладостной дремотой, звёздное небо несколько раз взрывалось то оглушающим ревом турбин реактивных самолетов, то скрежещущим воем вертолетных пропеллеров, летящих на низкой высоте. Потом следовал выстрел или целая очередь, бабахало, темные улицы озаряли вспышки взрывов и все начиналось вновь…
Выспаться?
Да вот разбежался.
Понятно, что поспать не удалось. Он чувствовал ответственность за других ребят, доверившихся ему в это сложное время. Возможно это придавало дополнительных сил в моменте и не оставляло шанса показать слабину. В глазах стоял скрипучий песок, мышцы крутило, в висках отчетливо стучал пульс барабанной дробью, но никуда не ушла прежняя решимость.
