Это другие маги, иначе устроенные. Они не ощущают себя частью общины, не желают вмешиваться в дела людей, не чинят вреда, не приносят и пользы. Таких магов нельзя переубедить или перевоспитать. Нам следует понять это и оставить их в покое.
Из выступления ректора в столичном совете
Просто отвяжитесь от меня!
Любой некромант
Столицы больше не было.
В некоторых домах еще оставались люди – тяжелые больные, старики и пьяницы. Бродили по пустым улицам брошенные шавки, кошки и куры – отощавшие, обалдевшие. И две-три лавочки делали вид, что работают, стыдливо запирая двери на засовы сразу после заката.
Это были конвульсии умершего города. Отходящее сжатие мышц – так, бывает, бьет крылом обезглавленная птица.
Столица обреченного мира должна была стать пристанищем обездоленных всего края – но она погибла первой, и вовсе не от той напасти, что выедала другие ортайские земли.
* * *
Гласный маг отыскался в лекарне. Ко входу пришлось пробираться по узким мосткам меж оборонительных заграждений, а прежде – выдержать подлинный допрос строгого стражника, пока четверо других держали руки на рукоятях мечей и недобро рассматривали путников. Стражники кривили губы, щурили глаза, разглядывали знак Магической Школы, предъявленный одним из посетителей.
Да и без знаков можно догадаться, что маги пожаловали! У мужика постарше взгляд тяжелый, цепкий – чисто колдовской, и глаза едко-болотистого цвета. На лбу и вокруг рта недовольные складки, словно он заранее порицает все, что увидит. Второй маг, что со знаком Школы, – он моложе, у него усталая улыбка и добрый взгляд, но по этому взгляду понятно, что дурь из его головы еще не выветрилась. Ну точно магистр школьный!
Оба темноволосы, патлаты, высоки ростом. Одежда на них измята после долгой дороги. Позади путников стоят кони – какие-то пришибленные, вялые.
Ничего не придумав, стражники послали в лекарню за младшим целителем – молодым косолапым гномом. Тот появился не скоро, пробухтел что-то в грязный ворот рубахи, осмотрел лица и ладони путников, снова невнятно буркнул, круто развернулся и почапал обратно.
Стражники сочли его ворчание за позволение и наконец пропустили магов.
– Кто б мог предвидеть, что лекарня станет средоточием всего самого жизнеспособного в городе, – мрачно пошутил Гасталла, чеканя шаг по мосткам. Все произошедшее он перенес с полной невозмутимостью, ничем не выказав ни удивления, ни недовольства, ни даже презрения к стражникам и целителю – хотя наверняка их испытывал.
Дорал покосился на спутника и не ответил. Увязавшийся следом некромант был хмур и ворчлив, и смущал его тем, что, как подозревал Дорал, Гасталла знал о случившемся в столице больше его самого, а также больше местных жителей, гласных магов и, возможно, самой Божини.
– Магистр! Магистр Дорал!
Петляя меж матрасами, разбросанным повсюду скарбом и группками людей, что сидели и лежали прямо на полу, к ним спешил молодой маг. Худощавый, бледный, с медно-рыжими короткими волосами, стоящими дыбом, с лицом, усеянным пятнами веснушек, он походил на потерявшегося в сутолоке подлетка, а не на последнего представителя Магической Школы в Арканате.
Дорал вздохнул. Он надеялся, что из трех столичных гласников на месте остался кто-нибудь постарше и потолковей. Впрочем – хвала Божине, что вообще кто-то остался.
Молодой маг несся к ним, сияя как утренняя зорька, и Дорал на вздох замешкался – ему показалось, что гласник бросится обниматься. Бывшие ученики обыкновенно были непритворно рады видеть своего наставника, но не настолько, чтобы позволять себе подобное панибратство.
Однако маг, приблизившись к гостям, остановился, прижал руки к груди и ограничился в проявлениях чувств восторженным щенячьим взглядом снизу вверх и облегченным:
