В одно из последних воскресений лета А. пришел в Затон сделать несколько снимков.
Затоном или Затокой в его городе называлось место вдалеке от жилых районов, у самого берега Волги. Здесь река разбивалась на рукава, огибая островки и отмели, и у самого берега низкий лиственный лес подходил вплотную к воде. Камыши и илистые ямы почти не давали подобраться к кромке волн; наверное, поэтому летом Затока оставалась свободной от голых тел, а на берегу никто не курил и не жарил шашлыки.
Чтобы добраться до Затоки, нужно было пройти от ближайшего жилого массива по старому железнодорожному мосту, который давно стоял в запустении и едва ли был вполне безопасен даже для пешеходов, свернуть на бетонку по направлению к Мясокомбинату и дойти до большой старой липы. Оттуда начиналась протоптанная среди зарослей борщевика тропа в глубину «посадок» до берега. От начала до конца – шесть километров. А. нечасто приходил сюда, но не пренебрегал этим маршрутом. Проходить не менее двадцати тысяч шагов были обязательной частью его ежедневных кардиотренировок уже почти десять лет, с тех пор, как он увидел, как человек умирает от болезни, при которой жидкость сдавливает сердечную сумку.
По воскресеньям А. просыпался поздно и долго валялся в постели. До окраины доезжал на такси, прихватив по дороге автобургер и апельсиновый сок. Оказавшись вдалеке от города, ел и фотографировал, стараясь избегать людей. Люди на его фото были лишними.
В этот день над рекой стояли высокие сплошные облака, и свет от воды был молочным, а тени под деревьями – черными. А. отряхнул крошки с шорт и сделал первый снимок. На нем оказалось так много черного, что оно превратилось в серое. А. оглянулся вокруг и отправился на поиски места, где можно ближе подойти к воде.
А. бывал в Затоке по крайней мере раз в сезон, изучил ее тропинки и представлял, чего можно ожидать от каждой. Он остановился перед самым большим окном на реку, где можно было не только выглянуть за стену камыша, но и выйти на крошечный, размером не больше комнаты, серопесчаный пляж. Сюда кто-то приехал. А. остановился: поодаль, где еще можно было проехать, стояла «двенадцатая». Тот, кто приехал на ней, сложил одежду на капоте, поставил недопитую бутылку пива и пошел купаться. По всей видимости, неизвестный был здесь один. А. постоял в нерешительности и пошел следом. Один человек в кадре – не так плохо, как множество людей. Человек мог сказать «не снимай меня» (люди часто говорят «не снимай меня», будто представляют собой что-то ценное, когда снимаешь в их сторону, стараясь добиться хотя бы лишь того, чтобы потом их было сподручнее заштамповывать в фотошопе). Но одинокий человек, как знал по своему опыту А., оценив его рост и телосложение, почти никогда не станет говорить ему «не снимай меня».
Неизвестный уже заходил в воду. На фоне белой реки он весь казался почти черным. Можно было только понять, что у него вьющиеся волосы такой длины, которые можно намотать на палец один раз, короткая шея, неширокие плечи. Он не был ни толстым, ни худым, но слегка рыхловатым, как человек, который не занимается физическим трудом и не тренируется специально. А. сел позади него на бревно и сфотографировал, как он касается тихой глянцевитой воды пальцами и оставляет на ней дополнительные круги. Мужчина не обернулся. Осторожно ступая, он вошел в воду по грудь. Чем глубже он заходил, тем выше поднимал руки. На внешней поверхности плеч они покрылись пупырышками. А. сфотографировал еще раз, но этот кадр выел невнятный. Мужчина остановился ненадолго и медленно опустил руки в воду. Теперь он стоял в воде почти по шею. Еще несколько секунд, и он поплыл. Один взмах руками, другой и внезапно плывущий весь скрылся под водой.
