Лес заканчивался далеко от изломанной береговой линии, дальше
шла степь. Дующие с моря холодные ветра не давали вырасти здесь ни
деревьям, ни кустам. Только трава и мох, да изредка низенькие
кустики ежевики, укрывшиеся за чёрными валунами. Это место трудно
было назвать приветливым, даже в хорошую, солнечную погоду.
Казалось, что солнечный свет тускнеет, коснувшись этих мрачных
чёрных камней, которыми был усеян весь берег. Море, вечно бьющееся
в скалы, меняло только свою силу, с которой оно стремилось смыть
непокорный берег, но острые изломы скал были неприступны. Тюремная
повозка, мерно покачиваясь, катилась по ухабам разбитой дороги.
Солнечные лучи упали сквозь зарешеченное толстыми стальными
прутьями окно на измождённое тело пленницы. День был холодный, но
осеннее солнце ещё не до конца потеряло свою силу и его лучи
согрели пленницу. Она зашевелилась и, подслеповато щурясь,
поднялась. Неожиданное тепло пробудило в ней искру жизни, и она с
любопытством разглядывала открывающийся ей вид. Быть может, это
последний раз, когда она видела небо, траву и деревья. Тюремщики с
ней не разговаривали, а из обрывков их фраз трудно было понять,
ждёт ли её долгое заключение или, наконец, её дядя решил от неё
избавиться. Замок Ворона, место, куда её везли, она увидела лишь
мельком и издали, когда дорога сделала небольшой крюк.
Неприветливый и мрачный. Приземистые башни с пустыми глазницами
бойниц злобно взирали на округу. Построенный из того же чёрного
камня, которым был так богат местный берег, он словно вырос из
прибрежных скал. И было непонятно, то ли это он отравил всю округу
своим присутствием, сделав её неприветливой и мрачной, то ли он сам
стал жертвой этой местности. Частично разрушенный во время
семилетней войны, он был превращён в тюрьму. Самую страшную тюрьму
королевства. Те, кто попадал сюда, уже никогда не выходили на
свободу. Пленница не плакала. Время слёз уже прошло, осталось одно
чёрное отчаянье, заполнившее всю её душу. И ни в одном даже самом
далёком уголке не осталось ни искорки надежды. Все, кому она
верила, её предали, а все, кого она любила, были мертвы.
Лошадиные копыта загрохотали по булыжнику. Дневной свет померк,
когда тюремная повозка, миновав ворота, въехала во двор
замка.
- Здорово, Ледик -раздался голос со стороны - Ты зачастил к
нам...
Пленница не видела говорящего, но его голос ей не понравился.
Грубый, резкий, со скрипучими нотками.
- Не по своей воле к вам езжу - ответил командир отряда - По мне
бы, вообще не знать дорогу сюда.
В ответ послышался кашляющий смех.
- Смотрю вас много, ...скольких привезли?
- Только одну - ответил Ледик.
В ответ многозначительно хмыкнули. Не часто одиночных узников
сопровождал целый отряд, для этого должна была быть веская причина,
и о ней лучше было не спрашивать. Любопытство укорачивает жизнь, и
комендант замка знал это не понаслышке.
- Куда? - вмиг посерьёзнев, спросил он.
- В яму - коротко ответил Ледик.
Возникла небольшая пауза, когда каждый из них обдумывал
сказанное.
- Что ж, и проблем меньше - еле слышно буркнул комендант.
Загремел замок, и двери повозки распахнулись. Один из охранников
залез внутрь и грубо выволок пленницу наружу. Она упала на булыжную
мостовую. Тело, покрытое синяками и ссадинами, на падение
отозвалось резкой болью. Мокрый камень был холодным и сырым, но
холод не успел принести облегчения, её грубо подняли и
толкнули в спину.
- Иди! - приказал один из охранников.
Спотыкаясь, она пошла вперёд, волоча за собой грохочущие по
камням цепи. Вереница длинных коридоров и лестниц. Одинаково
тёмных, холодных и безликих. Казалось, они спускались в царство
тьмы, потому как даже факелы были не способны разогнать её, и их
свет тускнел с каждой ступенькой в эту тьму. Охранники не
разговаривали, и было в их молчании что-то зловещее и напряженное.
Они сторонились тёмных ниш, изредка возникающих в старых стенах и
непонятно для чего предназначенных, и осторожно заглядывали в
ответвляющиеся коридоры, прежде чем идти дальше.
