Ноги подкашиваются, и я оседаю на стул, поднимая взгляд от бумаг на Руслана.
– Ну как? – на его упрямом лбу пролегли две продольные морщины. – Понравилось? – кивает на зажатую у меня в руках папку и еще больше хмурится Беркутов. – А теперь расскажи, как ты попала в мою фирму?
– Мне дал направление институт, – говорю осипшим голосом, с трудом продирая горло.
– Да не надо мне заливать эту ерунду! Будешь лить ее в тачки. Как ты попала именно ко мне? – тон, не терпящий возражений. Мужчина подается чуть вперед, упираясь локтями в стол. Желваки на его лице ходят ходуном, а потемневшие глаза прожигают яростным взглядом.
– Я, правда, не понимаю, о чем ты… вы, – пытаюсь проморгать подступающие слезы. Я прекрасно осознаю, в каком свете сейчас видит меня Беркутов.
– А мне кажется, понимаешь. Не надо лжи, Алиса. Я сделал нужные выводы. Не стоит больше унижаться, – дергано и резко поднимается с места мужчина и направляется на выход. Я вскакиваю следом и хватаюсь за рукав его пиджака, как за свое единственное спасение.
– Разве дети в ответе за своих родителей? – пытаюсь достучаться до него. Надеясь, что услышит, что поймет и поверит.
– Ты уволена, – зло рычит, выдергивая свою руку из моих онемевших пальцев. – Расчет и рекомендацию получишь в бухгалтерии. Свободна, – и скривившись с таким презрением, промелькнувшим в глазах, отворачивается от меня, направляясь в сторону лифтов.
– Ты дорог для меня, Руслан! Я никогда бы так не поступила даже под страхом смерти! – кричу в ответ, но он не обращает на меня никакого внимания. Вот так, одним махом окончательно вычеркнув меня из своей жизни…
Месяц назад…
Восемь утра в моем доме обычно начинается с трезвона будильника. Но сегодня день пошел не по плану. Начать хоть с того, что старт этого, как потом оказалось, адского денька был в девять со скачущего на кровати маленького ураган.
– Папуля! – вереща во весь свой звонкий голосок и подлетая на пружинистом матрасе, возложила на себя миссию разбудить родителя дочурка. – Пола вставать!
Почему ребенок не в саду и где няня? Два вопроса, на которые я пытался найти ответ, перевернувшись на живот и уткнувшись лицом в подушку. Проклятье, единственный выходной за -цать лет. Девять. Утра. Выспался, Беркутов?
– Ромашка? – поднимаю голову, созерцая довольную моську своего ребенка. Растрепанные светлые кудряшки подскакивают вместе с хозяйкой, а на лице выражение запредельного счастья. – А где няня?
– Нина готовит завтлак, – заскакивает на спину мелочь и, обняв за шею, вытягивается на мне во весь свой невеликий ростик, влепив смачный чмок в небритую щеку. – Калюсий, – захохотала дочурка, упираясь щечкой мне в затылок.
Довольно улыбаюсь в подушку и уже почти задремал снова, когда хитрюга шепчет на ушко:
– Мозна, я севодня не поду в садик, папуль? – маленькая голубоглазая подлиза.
– А я на работу, да?
Переворачиваюсь, признавая поражение в попытке выспаться, и захватываю в объятия извивающегося ужиком ребенка, расцеловывая в румяные щечки и щекоча до оглушителного визга.
– Нет, а ты подешь на лаботу.
– Почему это?
– Патамушта… – выдали мне уверенно в ответ, показав язык и улепетывая так, что только пятки засверкали.
Ух… утро.
Валюсь обратно в ворох подушек и на мгновение прикрываю глаза.
Думал ли я когда-то, что в свои тридцать пять стану отцом-одиночкой? Три раза ха. Я и о семье-то особо не грезил никогда. Молодость была бурной, а когда чуть остепенился, на отношения элементарно не хватало времени. Жил практически на работе, да и сейчас оно могло быть так, если бы однажды на пороге не нарисовалась бывшая подруга с животом до подбородка и заявлением, что этот ребенок от меня.
С ума сойти, но уже почти три года я – батя. Иногда кажется, что эта информация до сих пор не укладывается в голове.
