Семья – это тирания самого слабого ее члена.
Джордж Бернард Шоу
сквозь туман
невозможно разглядеть
огненных глаз
жадных когтей
челюстей
сквозь туман
видно лишь мерцание небытия…
если бы не его удушающая тяжесть
и не смерть, что он ниспосылает
можно было бы подумать
что это галлюцинация
больного воображения
но он существует
он определенно существует
Збигнев Херберт. Монстр господина Когито
Уильям Херст
Ее лицо было первым, что увидел Уильям, открыв глаза после не самых приятных снов. Его мать улыбалась, склонившись над ним, взгляд голубых глаз был дымчато-мягким, а солнечный свет обрамлял ее волосы, как у Иисуса на картинке из детской Библии мальчика.
Подлежащим в ту субботу было «мама», а сказуемым – «оберегать».
Позади нее, в изножье кровати Уилла, стоял аквариум с лягушками, о котором он просил все лето. В нем был небольшой прудик с головастиками и каменный уступ, на котором лягушки могли дремать под сенью зеленого пластикового клевера.
Уилл знал, что ему следовало тараторить от восторга. Она стояла, ожидая, что он будет радостно молотить кулаками (конечно, он ни за что бы не осмелился прыгать в кровати). Но что-то было не так. День был выбран странный.
– Сегодня мой день рождения? – спросил Уилл. – Я чем-то заслужил особенный подарок?
– Нет, – ответила Джозефина. – И это ты, малыш, мой особенный подарок.
Она потянулась к лицу Уилла, словно хотела игриво ущипнуть его за забинтованный подбородок или заправить за ухо прядь слишком длинных волос. Но зазвонил телефон, и ее ухоженная рука замерла в воздухе. Она отстранилась и, мягко ступая ногами в домашних тапочках, вышла ответить на звонок. Бигуди-липучка выпала из ее волос и репейником пристала к ковру.
Теперь, когда Вайолет, шестнадцатилетняя сестра Уилла, была изгнана из дома Херстов, в нем должно было стать тише. Но странным образом вышло наоборот. Даже после того, как его мать ответила на звонок сотового, ее голос остался взволнованным, а действия – суетливыми. Он спустился следом за ней на кухню, где по радио уже играла классическая музыка. Хлопала дверца буфета. Столовое серебро громыхало, когда мама задвигала ящики.
Со второго этажа доносился запах тухлых яиц – отец принимал утренний душ. Вода в их колодце пахла сероводородом. Вайолет любила говорить, что так пахнет в аду и других местах, кишащих демонами. По словам его матери (и у Уилла не было оснований усомниться в них), демоны были мятежниками, как Вайолет. Они отпали от благодати, когда, глядя в любящие глаза Бога, провозгласили, что больше в нем не нуждаются.
За кухонным столом Джозефина спросила:
– Что обозначает существительное – действие, предмет или признак предмета?
– Признак предмета, – ответил Уилл, поглощая овсянку.
По загадочной улыбке Джозефины было невозможно определить, был ли ответ правильным.
– Давай так. Найди существительное в предложении: «Я всегда знаю, что делаю».
– Что.
– Я спросила, какое слово в предложении…
– Нет, мам. Это не вопрос. Я имел в виду, ответ – «что».
– О… о, я ожидала, что ты скажешь «я». Но, думаю, «что» в этом случае тоже правильно.
Домашний телефон зазвонил на базе. Джозефина сняла трубку и медленно направилась из кухни со словами:
– Нет, я же сказала тебе. У меня двенадцатилетний сын с особенностями развития. Она опасна для него. Ей нельзя здесь находиться.
Уилл страдал расстройством аутического спектра и эпилепсией. Ему казалось, что это что-то хорошее, ведь спектр – это круг возможностей. Но он знал, что семья втайне стыдится его особенностей – в частности, Дуглас, его отец. Уилл замечал, что в кафе-мороженом он не сводит взгляда с юношеских футбольных команд, зашедших полакомиться после игры. Возможно, он мечтал о другом сыне – крепком коротко стриженном здоровяке, душе компании, способном самостоятельно принимать душ и подниматься по лестнице, не подвергаясь изматывающему риску забиться в судорогах.
