– Мамочка, помоги! – услышала Алена Ивановна в трубку.
Сердце материнское сжалось от предчувствия беды:
– Что случилось, доча?!
Что там случилось, зареванная дочь ответить внятно не смогла, и Алена Ивановна птицей помчалась через весь город к роднулечке. Сначала бегом до остановки. Там впрыгнула в подоспевшую маршрутку и целых «полгорода» сидя у окошечка, переживала, что там у молодых на этот раз стряслось.
Но обо всем по порядку.
Дочь, Тамарочка, полгода назад вышла замуж.
С зятем, считала Алена Ивановна, им всем повезло очень. Таких парней нынче уж нет, такие только во времена рыцарей жили. Ваня – умный, добрый, красивый и обеспеченный. И Алена Ивановна его с детства, еще мальчиком большеглазым, знает. Потому он ей почти родной.
Так вот, значит, полгода назад свадьбу пышную сыграли. Со сватами Алене Ивановне тоже, чрезвычайно повезло! Лояльные, щедрые, квартиру молодым подарили. Молодцы!
И все бы хорошо, да стала вдруг ни с того ни с сего, дочь-кровинушка, Тамарочка, собственному супругу нервы мотать!
Всегда тихая, да прилежная была, а тут на тебе – как с цепи сорвалась. На мужа эта бывшая тихоня-Тамарка орет. Ванька-зять как ни силился, как ни старался сор из избы не выносить да молчать, а прибежал, прямо к ней, Алене Ивановне, тёще своей, жаловаться.
***
Входная дверь в квартиру молодых была не заперта, и Алена Ивановна забежала в нее с разбегу:
– Доча?!
– Тут я! Мама! – послышался громкий плач, и Алена Ивановна понеслась сломя голову на голос дочи.
– Что случилось?! Мама пришла, доча, мама тут! – огласил квартирку громкий женский крик.
Зареванную дочку Алена Ивановна вытащила из ванной. Та плакала в уголочке между ванной и унитазом. Умыла красавицу, увела в кухню, поставила на плиту чайник и отпоила горячим чаем.
– Теперь рассказывай, что случилось, – перешла к расспросам женщина.
– Он на меня так посмотрел! – громко пожаловалась Тамара маме.
– Как?!
– Не так!
– А как надо было? – задрожала чашка в руках мамы.
– Ну я просто знаю, что он подумал! Он знаешь, подумал, но не сказал!
– Что? Что подумал то?
– Он подумал, но не сказал о том, что считает меня толстой! – захлебнувшись слезами, пожаловалась на мужа дочь. – Но я намёк его поняла! Просто, когда мы в гости к Грише с Яной ходили, он попросил меня короткую юбку не надевать, мол у меня – ноги толстые!
– Нормальные у тебя ноги! – воскликнула Алена Ивановна. – Так. Что еще он тебе посмел сказать?
– Он… В-общем, дело не в нём! – умоляюще посмотрела на мать Тамара. – Во мне дело…
– Так.
Алёна Ивановна кивнула головой, затем хлопнула себя по груди. Достала таблеточки из внутреннего кармана пиджака и сунула целых две себе в рот. Одну протянула дочке.
– Всё. Я спокойна. Теперь продолжай.
Дочь, Тамарка, вскочила. Убежала в спальню. И вернулась оттуда с ворохом какой-то рванины в руках.
– Это что? – вздохнула мама.
Дочь закусила свою пухлую губку и покаянно свесила голову.
– Я просто нервничала сильно! И нечаянно всю одежду ему изрезала!
***
– Вот это еще можно попытаться подшить, – задумчиво разглядывала дыры на свету в мужских брюках Алена Ивановна.
Потом отшвырнула эти брюки в гору разодранного тряпья. Которое на выброс.
– Мама! – капризно вскричала дочь, сидящая на полу у груды тряпья. – Что мне теперь делать?!
Алена Ивановна побегала по комнате взад-вперёд. Потом остановилась и руками развела:
– А что делать! Выбрасывать всё придётся!
– А что я Ваньке теперь скажу?! – вскричала дочь.
– Скажи: прибиралась в шкафу. А у тебя там…
– А там моль всё погрызла! – вскочила с пола и радостно подхватила девушка.
– Что-то вроде такого. Так. Я привезу вещи, – походила по комнате Алена Ивановна. – Заеду в секонд хэнд и там вещей на твоего Ваньку наберу, чтобы было что на вешалки пока развесить. А ты – молчи! – погрозила она пальцем дочери. – Даже если явные доказательства вдруг всплывут! До последнего отпирайся! Ты поняла меня, дочь?!