Ей не уйти! Сильный и уверенный в себе, он вот-вот настигнет её. И совершенно напрасно пытается эта пухленькая избегнуть его крепких рук, бестолково, с дурацкими «Ой!» да «Помогите!» мечется по своей мещанской комнатке. Да и не слишком он и торопится, если во время этой восхитительной и возбуждающей погони находит время ещё и присмотреться к портретам на стенах, а один из них, увеличенная и аляповато подкрашенная фотка бравого матроса, успевает подмигнуть ему. А вот он, наконец, хватает её, вместе они рушатся на диван, вожделенное торжество близко, но вдруг она выскальзывает, скатывается на пол, поднимается, бежит снова…
– Где вы там, Столбов?
Он скатывается вслед за нею, но вместо того, чтобы подхватиться на ноги и снова погнаться, вдруг присматривается к вышивке на стене, изображающей сидящую кошку. Кошка неумолимо увеличивается в размерах, она медленно поднимает лапу с выпущенными когтями, раскрывает пасть – однако вместо мяуканья:
– Гражданин Столбов, проснитесь!
Веет внезапным холодком – явный призрак бесовского присутствия. Огромная кошка, уже ухватившая лапой его за плечо, вдруг тает в воздухе и превращается в нахального молодого человека, посмевшего его, Евграфа Ивановича, разбудить в собственной его постели. И устроить в спальне настоящую иллюминацию: горят одновременно люстра, торшер и лампа-грибок на тумбочке – а платить ведь ему…
– Одевайтесь!
Молодой, чернявый, с галстучком, лицо смутно знакомое, а выражение на нём (да ты погляди только!) сочувственно брезгливое. Тормошит его за голое плечо, рука влажная, но не сказать, чтобы холодная. Это он, гаденыш, одеяло откинул, вот почему проняло холодом. В ногах – мент в форме, в звании… нет, погон с кровати не видно. Коренастый, морщинистый, безразличный. Определенно на своей волне, поэтому пострашней юнца. И рука на кобуре. Господи! Всю жизнь боялся, что такое с ним случится, вот и дождался, старый козёл.
– Это ошибка! Я Столбов Евграф Иванович, вы в моей квартире. Я тут прописан… регистрация то есть… Пустите меня, я паспорт покажу!
– Паспорт не помешает, гражданин Столбов. Хотя именно вы нам и нужны.
– Спросонку он, очумел со сна, товарыш лейтенант. Дозвольтэ, я…
– Валяйте, Федор Несторович. И сколько раз повторять вам, что такое обращение давно устарело!
Евграф Иванович потихоньку пришел в себя. И углядел: когда пожилой мент принялся лениво, но сноровисто обшаривать его пиджак и брюки, с холостяцкой аккуратностью расправленные на стуле, лейтенант в штатском засунул руку под мышку, а ноги расставил. За кого они его принимают? Или у них игра такая, ментовское реалити-шоу?
– Чисто, пан лейтенант.
– Одевайтесь, Столбов.
– Никуда я не пойду… Не имеете права забирать без ордера… И без адвоката.
– Одевайтесь. Объясните ему его права, Федор Несторович.
– Шо?
– Введите в курс дела.
– Ага. У задержанного такие права, что которые сопротивляются следственным действиям, трэба им потом тратиться, зубы вставлять. Зубы, они что – мелочевка, а от как почка невзначай лопнет, отут уже и вправду неприятность…
– Я вам сейчас переведу, гражданин Столбов. Вы можете быть задержаны по подозрению в совершении противоправного деяния на двое суток без всякой санкции прокурора. Адвоката же увидите… А что – у вас есть адвокат?
Евграф Иванович только засопел, натягивая брюки. Слыхал он: в тюрьму, как на призыв, надевают, чего похуже. Нам без разницы: на нас если не свое рванье, так секонд-хенд. Ещё белье взять, говорили, сухари, курево. Полпачки с собой, и то хлеб. Безобразие, однако! Полицаи поганые, да будь он помоложе… Тут Евграф Иванович вспомнил о своей работе и облился холодным потом.
