Дорогая Мартина!
Из городка под названием Реддич мы выехали в 8 часов вечера – почти на час позже установленного времени. Пассажиры никак не могли погрузиться в дилижанс и разместить свой багаж под сиденьями. Как обычно бывает в таких маленьких поселениях, билетов продали в два раза больше, чем имелось мест, а каждый чемодан вполне мог сойти за отдельного пассажира. Мне стало жалко лошадей, которым предстояло везти весь этот груз по сырой и разбитой сельской дороге, но отказаться от своего места я не мог – в колледже меня ждали на следующий день вечером.
Наконец, кое-как все уселись. Багаж погрузили на крышу и обвязали верёвками, что, однако, вряд ли могло способствовать сохранности наших вещей в таких некомфортных условиях. Я переживал за свой саквояж – мне пришлось отдать его служителям, хотя я вполне мог бы держать его на коленях. Дело в том, что внутри дилижанса было так тесно и так много народу, что мне пришлось взять на колени чьего-то ребёнка. Уверяю тебя, Мартина, что я не лгу. Некая дама с тремя маленькими детьми без лишних разговоров сунула мне одного из своих отпрысков, пробормотав что-то, чего я даже не понял, но что, очевидно, являлось вежливой просьбой помочь ей управиться с многочисленным семейством. А я так растерялся, что не смог ей отказать! И всю дорогу мне пришлось ехать, держа на коленях сопливого мальчугана лет трёх, который то вертелся, то плакал, то требовал леденцов, которых у меня не было, то звал мать, то сучил ногами, то шмыгал носом, то спал. Надо ли тебе говорить, что всю ту ужасную ночь я не сомкнул глаз!
К сожалению, дилижанс – единственный способ путешествовать в этих местах, если не по силам нанять транспорт для себя одного. Очень, однако, надеюсь, что я проехался в этой адской машине первый и последний раз в жизни. Обратно я лучше пойду пешком, чем снова усядусь в этот душный, тёмный, пахнущий пылью и потом ящик, набитый людьми, которые сидят, спят, и едят чуть ли не друг у друга на головах. А ещё дети со своим криком! И запах пота от многочисленных тел, закутанных в сукно и шерсть, трущихся друг о друга. Бррр! Прости, моя дорогая, что вынужден писать тебе о столь низменных вещах. И ведь это только начало моей истории!
Мы должны были прибыть на станцию Кингс-Линн в 9 утра, но на самом деле тряслись до самого обеда. Кучер, извиняясь, объяснил, что дороги размыло и лошадям тяжело двигаться с установленной предписаниями скоростью. Я едва слышал его оправдания. Ночь была ужасна и утро оказалось ничуть не лучше. С помощью кучера я стащил свой саквояж – к счастью, не пострадавший – с крыши дилижанса и поковылял к деревянному зданию станции, едва держась на ногах от усталости. Надо сказать, что я был единственным пассажиром, который покинул это чудовищное средство передвижения. Остальные несчастные потряслись на нём дальше.
Погода была серая, влажная и туманная, небо выглядело неприветливо и сонно, а станция Кингс-Линн оказалась крошечной деревушкой в два десятка убогих домишек. Только здание ратуши было сложено из камня, очевидно, лет двести назад, и уже давно потихоньку разрушалось. Также каменной оказалась церковь, почему-то запертая. Хотя время было уже позднее, на покрытых лужами улочках деревеньки не было ни одного прохожего.
Я зашёл в здание станции, рассчитывая найти там буфет, но обнаружил только пыльную конторку с пожелтевшими бумагами, пару лавок со спящими на них странными личностями и одетого в форму служителя, который тоже клевал носом. Мне пришлось вежливо позвать его, потом потрясти за плечо, но он, похоже, так полностью и не проснулся. С величайшим трудом я выяснил у него, где могу пообедать и нанять повозку в дальнейший путь. Оказалось, что в этой дыре имеется постоялый двор под вывеской «Театральная». Более нелепое название трудно придумать.
