Надо подкинуть дров в печку, на ночь тепла не хватит. Вот ведь,
научишься на старости лет всему, когда придет неожиданность в виде
двух амбалов и одного утонченного юриста к вашему благоустроенному
порогу. Как я оказалась в маленьком домике на краю леса, на хуторе
из пяти домов? Да очень просто.
Жила себе такая вся из себя королевна, горе не мыкала, ни черта
не делала, тяжелее кошелька ничего не поднимала, за мужем, как за
каменной стеной. А муж возьми, да и свали в неизвестном
направлении. Фирма обанкрочена, дом заложен, счет арестован,
карточки заблокированы. Ничего не забыла? А-а-а, да, вот ещё -
драгоценности отобрали амбалы, показав долговые расписки Берта,
осталась мне только моя машина, которая в этот исторический момент
была в ремонте. На сборы дали два часа и выставили за дверь, как
выразился сверхвежливый юрист, " с тем, что сможете унести в
руках". Я смогла унести два чемодана, большую сумку, перекинутую
через плечо и внушительный баул.
Телефон не забрали и, просто само благородство, серьги, цепочку
и кольца, которые были на мне, снять не заставили. Кошелек не
проверили, а там, между прочим, кроме карточек и наличные были,
целых пятьдесят тысяч.
И вот иду я по идеально асфальтированной дороге закрытого
коттеджного поселка в самом начале сентября в норковой шубе поверх
пальто, а что делать? В два чемодана много ли положишь? Не
оставлять же упырям. На голове норковый берет, на ногах сапоги для
завершения образа элитной сумасшедшей. Постучаться к соседям? Да
ладно, кто откроет жене сбежавшего, обанкротившегося миллионера,
которая тут вся такая с задранной головой ходила.
Вызвала такси, сняла шубу, пальто, осталась в кожаной куртке, а
вы как думаете, одежда должна быть многослойной. Таксист крякал,
качал головой, но кроме "Куда вас везти, дамочка?" ничего не
сказал. Спасибо ему за это. Дамочка тридцати двух лет почесала лоб
идеально сделанным гелевым ноготочком и выдала.
-А отвезите меня на хутор Нижние Шатуны.
Водитель икнул, заозирался вокруг, видимо в поисках дурдома, не
нашел и включил навигатор. Пробормотал.
-Вот черт, и правда есть такой, сорок километров всего.
Пока ехала, размышляла. К родителям не поеду. Я с ними не
общалась уже пятнадцать лет. Не люблю своих родителей. "О, как же
так, родители - это святое, их надо любить, благодарить и так
далее", - воскликнут сейчас осуждающе большинство людей. Я
благодарна за то, что как пел Высоцкий "Спасибо вам святители, что
плюнули, да дунули, что вдруг мои родители зачать меня задумали",
но на этом всё.
Папа мой - высокий партийный начальник, перелицевался в 1991
году из красного в ярко-белый цвет, мама - пламенная коммунистка,
возглавлявшая в горкоме отдел культуры, осуждавшая и запрещавшая
всё и вся вокруг вдруг прозрела, полюбила западную культуру, рок и
перфомансы. С детства я видела их ложь, лицемерие и во мне бурлил
протест. Я слышала их разговоры, как они обсуждали только что
ушедших "нужных" гостей и меня тошнило от их притворства. А когда в
шестнадцать лет я забеременела и ушла из дома с Аликом отец
сказал.
-Связалась с бандитом, опозорила нас! Вот бросит тебя твой
Альберт, приползешь на коленях...
Не люблю ползать, особенно на коленях.
Алик, Берт... Мы оба ненавидели наши имена. Он - Альберт, я -
Анжелика. Алик и Эн, Берт и Лика. Как могли назвать деревенского
мальчишку Альбертом? "Мамаша сериалы сильно любила", - говорил он.
Его родители пили, сильно, и он сбежал из дома, из глухой деревни,
в пятнадцать лет.
Мы познакомились, когда мне было шестнадцать, а ему двадцать
семь.
-Девушка, а что это вы так поздно одна ходите? Не страшно?
Я посмотрела на парня преградившего мне путь. Весь в фирме, в
зеркальных очках, высокий, накачанный, мечта одним словом. Ну, и я
тоже девочка "ничего себе" - желтые лосины, джинсовая юбка с белой
оборочкой и надписью Lambada, на голове залакированный начес. А на
дворе душный сентябрь 1994 года.
