13 июля 2017 г. Санкт-Петербург
– Слушай, Крот, давай, не тяни, место хоть и глухое, но если засидимся, и почикать могут. – Тихим хриплым голосом торопил стоящий на краю ямы Лысый.
– Да, погоди ты, тут еще более свежее захоронение. Посвети.
– Ну что, есть что-нибудь?
– Погоди, работаю. – Крот в перчатках с фонариком и кисточкой рылся в развороченном склепе. – Видно, семейство в революцию не вымерло, раз такие поздние захоронения есть. Слушай, здесь каменная плита, надо бы ее приподнять, наверняка основная камера под нею, – наклоняясь к земле, проговорил Крот. – Хитрые были, глубоко хоронили, потому, наверное, и не разграбили красножопые после революции. Хотя мне тут бабулька одна рассказывала, что еще до революции об этом кладбище скверные слухи ходили, про живых мертвецов, что по ночам из могил вылазят и по кладбищу дозором ходят. Может, еще и поэтому не разграбили. Короче, молодцы Щербатовы, позаботились о нас, грешных.
– А ты уверен, что это все брехня, насчет мертвецов? – не спеша лезть в яму, спросил Лысый.
– Слышь, ты что-то очень нервный стал для человека, который не первый год чужие могилы грабит. – Крот вылез из ямы. – Приступай давай, а то время идет.
Лысый погладил бритую под ноль шишковатую макушку, прихватил лом и спрыгнул в яму.
– Тяжелая, сволочь. Лежит так плотно, что и не зацепиться. – Он пыхтел около получаса, пока наконец проклятая плита с места не сдвинулась; кое-как отодвинув ее в сторону, он, отдуваясь, вылез из ямы. – Давай, твоя очередь, – доставая из рюкзака бутылку с водой, пропыхтел он.
Покойников Лысый до сих пор побаивался, а потому непосредственная процедура изъятия ценностей всегда ложилась на Крота. Но он и не спорил, считая, что так оно надежнее. Крот был не брезглив, прагматичен и недоверчив. Всякие там россказни о живых мертвецах не вызывали у него ничего, кроме презрительной улыбки. Крот был закоренелым, убежденным атеистом. Причем не по воспитанию, а по сути своей. А еще у него было совершенно не развито воображение, что ему крайне мешало в школе при написании сочинений, но очень помогало в его нынешних занятиях.
– Тесновато тут, – пролезая в отверстие под плитой, пожаловался Крот.
– Да и хрен с ним, – отмахнулся Лысый. – Есть там что стоящее?
Он нетерпеливо топтался на краю ямы. Хоть склеп и находился в заросшем сиренью и черемухой заброшенном конце кладбища, он все равно нервничал: поселок, на краю которого находились руины старой развалившейся барской усадьбы графов Щербатовых, был крупным, как раньше говорили, городского типа. Тут тебе и молодежь, и пьяницы, и леший знает, кого еще не дай бог нелегкая принесет. А еще справа ферма, а на ней наверняка сторож имеется. Шансов, конечно, мало, что его ночью на кладбище понесет, но все же, кто знает? Если понесет, финал известно какой – скандал и вызов полиции, а Лысый не любил ни скандалов, ни полиции. С последней, как правило, договориться всегда удавалось, но иногда выходило накладно. Окупятся их с Кротом старания или нет, еще неизвестно, а ментам что? Они не процент с дохода берут, а просто мзду. Вот и нервничал Лысый на краю ямы.
– Ну?
– Ну, ну. Сам хочешь слазить? – огрызнулся снизу Крот, изучая при свете фонаря содержимое склепа.
– Нет.
И компаньоны замолчали. Какое-то время было слышно только тихое шебуршение Крота в яме, шелест листвы, скрип старых деревьев, на свежем ночном ветерке несколько раз тревожно вскрикнула ночная птица, а еще неведомые шепоты и вздохи носились по старому кладбищу, заставляя Лысого пугливо ежиться и втягивать бритую голову в широкие покатые плечи.
– Не иначе покойники стонут. Ругаются, что потревожили, – пугливо шептал он себе под нос, боясь оглянуться на едва уловимый шорох за спиной.
