Я бегу… Бегу сквозь черный
горький пепел, не останавливаясь. Бегу, пытаясь поймать что-то
очень важное для меня. Это «что-то» не дает мне покоя, лишает
разума, душит и не отпускает ни на миг. Мне жизненно необходимо
это, словно воздух, который наполняет легкие, словно крылья,
которые дают возможность взлететь.
Я пытаюсь догнать, ухватить,
поймать, чтобы больше никогда не отпускать. Не отпускать. Слиться
воедино, быть единым целым, неразделимым… Я бегу…
Бегу, пытаясь не упустить
момент, изо всех сил пытаясь уловить нужный момент, когда смогу,
наконец, ухватить что-то важное для меня. Чтобы больше никогда не
отпустить, чтобы навсегда оставить себе и никому не позволять
отобрать это.
Бегу… Мне трудно, горло
сжимает в спазмах, слезы застилают глаза, легкие больше не
принимают воздух… Внутри пепел, который тлея, выжигает меня
без огня. Я бегу… Ноги замедляют шаг и меня тянет
обратно. Снова туда, где настоящий мир, где нет этого
«что-то», где с каждым днем все труднее дышать, жить, существовать.
Я не хочу!
Снова туда, где не живет больше
надежда, не существует вера, где умерла любовь и только черные
краски играют свой блюз. Нет полутонов… Только черное небо,
черная земля, даже солнце почернело для меня…
Нет-нет, я не хочу! Мне нужно
остаться здесь, чтобы поймать это «что-то»… Нет!
Снова просыпаюсь от собственного
крика. Снова в слезах. Дышать трудно, сердце колотится о грудную
клетку, не желая покидать пределы сна. Там ему было спокойно…
Будильник прозвенел, напоминая, что
пора собираться на работу. Встаю, заправляю постель, иду умываться.
Двигаюсь и выполняю действия автоматически, словно во мне как в
роботе заложена программа. Все распланировано по минутам. На душ –
восемь минут, почистить зубы – две минуты, одеться в выглаженный с
вечера костюм – три минуты, собрать длинные волосы в тугой пучок –
две минуты. Взглянуть на себя в зеркало перед выходом из дома –
десять секунд.
Отлаженная схема действий не дает
сбоя и это хорошо. В таком ритме я забываю, что дышать жизненно
необходимо и организм выполняет эту функцию самостоятельно. Во
время выполнения «программы» у меня нет времени на то, чтобы думать
о чем-либо другом или… постороннем.
Работа меня отвлекает, не дает уйти
в себя с головой, потонуть в хаосе своих мыслей, захлебнуться в
своем горе. Люди, которые меня окружают, не дают сойти с ума,
подсказывая, что я еще жива, что еще дышу, что никогда не поздно
поверить во что-то светлое и хорошее.
«Что-то»… Мне нужно это
«что-то»… Но, оно ускользает, рассеивается как дым, оставляя
после себя пустоту и привкус горечи на губах.
- Доброе утро Сонечка! – а вот и моя
коллега по цеху, как мы все ее здесь ласково называем – мадам
Бон.
Женщина сорока лет, но на вид больше
тридцати не дашь. Истинная француженка, практически в совершенстве
владеющая русским языком, но предпочитающая разговаривать с легким
акцентом. Худая, что тросточка, того гляди и переломится. Хотя, при
этом, она умудряется поглощать сладости с такой скоростью, что
просто не понятно, как они в ней вообще помещаются и почему это ни
как не отражается на ее фигуре. Мадам Бон, мы все зовем ее потому,
что она постоянно приносит с собой все те же сладости и желает всем
приятного аппетита на французский манер.
Bonappetite,
мои сладкие, - говорит она каждый раз, когда подсовывает нам
необычайно вкусные конфеты, от которых никто не может отказаться.
Где она их берет – тайна покрытая мраком.
- Доброе утро, мадам Бон, - я
попыталась выдавить из себя улыбку, но кажется, получилось жалкое
зрелище.
- Милая, ты снова плакала? Что
случилось?
- Нет, ничего, я просто плохо спала,
- нагло соврала, глядя прямо в глаза этой очаровательной
женщине.
